Ритуал
Шрифт:
Эрик сменил полосу и едва не столкнулся с медленным белым «мерседесом», который отреагировал яростным миганием фар. Его мысли были слишком заняты переменой в повадках твари, которая вдруг убила в центре города, — явно, чтобы привлечь внимание. Обычно оборотни убивали без лишнего шума. Лишь так они могли беспрепятственно преследовать свои цели. Некоторые из них были большими шишками в организованной преступности, другие предпочитали заниматься политикой. Только малая часть довольствовалась существованием без влияния и власти.
По всей видимости, цель этого показательного убийства была в том, чтобы привлечь охотника и заманить
— Что-нибудь про Фова? — спросил он Анатолия.
— Нет никакой информации. Во всяком случае, в Петербурге он как будто не оперирует.
Эрик свернул во двор владения Кастеллей в Петербурге, под колесами заскрипел снег. Фары погасли, потом он выключил мотор. Снова он приехал на принадлежащую его семье виллу и снова не ощущал себя вернувшимся домой. Молча вошел в здание в стиле модерн из лучшей эпохи города и побрел вверх по лестнице. Почему-то чувствовал себя не слишком бодрым и отдохнувшим.
— Спасибо, Анатолий, — сказал он, почти поднявшись на второй этаж. — Можете идти домой. Когда мне что-то понадобится, я вам позвоню.
Кивнув, управляющий исчез за дверью.
Пахло… пахло детством. Остановившись, Эрик даже удивился, насколько запахи виллы в Мюнхене походили на те, что витали во внушительном российском особняке: мастикой для паркета, старым сухим деревом, толикой пыли. Аромат воспоминаний, глубоко въевшийся в стены.
Он увидел, как к нему выходит отец, как крепкая рука с широким шрамом гладит его по голове.
— Папа… ах, папа, — грустно пробормотал он и переступил порог комнаты, которую приготовил для него Анатолий.
Бросив сумку на диван, Эрик стянул с себя одежду и гоним пошел по теплому, согретому огнем в каминах дому.
Он уже четырнадцать лет тут не был. Дрожа от возбуждения, Эрик спустился в подвал и вошел в темный коридор со многими дверями. За первой находилась лаборатория, за второй — арсенал, за третьей… Он остановился перед ней, его пальцы сжались на ручке, и в то же мгновение он мысленно услышал крики матери. Зажмурившись, Эрик толкнул дверь. Он знал, что за комната находится за ней. Дня нее не существовало особого названия, это было всего лишь выложенное кафелем помещение. В нем находились цепи из нержавеющей стали, они свисали с потолка и по стенам. Эрик почти ощущал, как от движения воздуха, легкого сквозняка, возникшего, когда он толкнул дверь, они, закачавшись взад-вперед, зазвякали.
Медленно, очень медленно он открыл глаза и уставился на едва освещенное помещение. Передернувшись от ужаса, стал ждать, произойдет ли что-нибудь. Реальность оставалась милосердно скучной, но воображение было не унять. Оно безжалостно раскрашивало ему то воспоминание, послужившее причиной, почему он так долго держался подальше от Санкт-Петербурга. Внезапно крики матери снова загремели по коридору, предсмертные крики, заглушаемые рычаньем ликантропа, который гнался за ней по подвалу и настиг в выложенном кафелем помещении. Оборотень освободился от цепей, в которые заковал его отец, и в то полнолуние, обезумев от жажды крови, искал жертву, в которую можно было бы вонзить зубы.
Смерть матери не была скорой. Бестия повалила ее на пол и с удовольствие обгладывала ей руку, как поступают с костями хищные звери, и наслаждалась криками беззащитной жертвы, пока игра ей не надоела. Лишь тогда она вырвала его матери горло и, чавкая, напилась ее крови.
Эрик первым обнаружил труп матери, которую едва смог узнать. Тогда он поклялся безжалостно преследовать любых ликантропов, будь то волки или какие другие оборотни. Все они — хищные звери, все одинаковы, пусть даже выглядят безобидными, как злополучная Тина. Нельзя проявлять жалость. С яростью захлопнув дверь, он побежал из подвала, словно мог спастись от картин, которые подбрасывало ему воображение. И при этом доподлинно знал, что их запереть нельзя. Но можно попытаться хотя бы искромсать до неузнаваемости на холсте.
Ворвавшись в кабинет, Эрик открыл бар и налил себе водки. И еще рюмку, и еще.
Алкоголь выпустил на волю горе по отцу, воспоминания о лицах родителей. Охотники, будьте мужчины или женщины, умирают не мирно в постели, а на охоте.
Эрик пил все быстрее. Наконец, когда бутылка на три четверти опустела, видение разорванной матери расплылось в безликой, пульсирующей красноте, с которой он мог заснуть.
Глава 9
Жан Шастель издали наблюдал за скромной хижиной, из трубы которой валил дым. По всей видимости, ее обитатель не мог разжечь настоящий огонь в очаге.
— И ты считаешь, этот человек нам поможет?
Рядом с ним остановился Антуан.
— В Париже он был врачом, пока не вышел из милости у своего лучшего пациента маркиза д‘Арлака и его не обвинили в шарлатанстве.
— Шарлатанство. — Лицо отца помрачнело. — Лучше пойдем отсюда.
— Нет, отец! — Младший сын умоляюще посмотрел на него. — У простых людей он пользуется доброй славой. Он разбирается во всех возможных болезнях. Пожалуйста, давай попробуем!
Пройдя мимо них, Пьер остановился и с равным неодобрением посмотрел на хижину.
— Он наша единственная надежда, — сказал он наконец отцу.
Исполненный дурных предчувствий, Жан все-таки направился к домишку.
— Подождете меня снаружи, — приказал он сыновьям, когда все трое уже стояли перед дверью, а после постучал и вошел.
За грубо сколоченным столом в бедной комнатенке сидела необычная для Жеводана личность. Нищенская обстановка лишь подчеркивала аристократическое одеяние массивного мужчины. У него даже имелся белый парик, и здесь он определенно выглядел неуместным. Повернувшись спиной к двери, хозяин дома правил хирургические инструменты, при помощи которых либо сохранял преступникам жизнь, пока их не постигнет законное наказание, либо превращал их жизнь в ад на земле.
Когда Жан вошел, он обернулся.
Мсье?
— Вы Клод Паншена, палач?
Мужчина, которому не могло быть более сорока лет от роду, улыбнулся, изучая гостя бледно-голубыми глазами.
— Среди прочего, мсье.
В одной руке он держал тонкий нож, в другой узкий шлифовальный камень, с шуршанием металл и камень терлись друг о друга.
— Чем могу вам помочь? — Его взгляд скользнул к мушкету.
— Вы слышали про бестию, мсье Паншена?
— Сейчас нужно быть глухим, чтобы про нее не слышать. И про награду тоже. — Он указал на свободный стул у стола. — Садитесь.