Ритуал
Шрифт:
— Нет, мсье, — улыбнулась девушка. — Лишь путаницей. — Она поправила темную накидку, при этом стала видна ткань темно-красного платья и остроносый сапожок.
— Вы не из монашек? — с предательской яростью вырвалось у него.
— Нет. Я воспитанница достопочтенной аббатисы.
От ее слов он почему-то стал еще счастливее.
— Как насчет миски супа, мсье?.. — Она подождала, когда он представится.
Пьера одолела нерешительность. «Следует ли ей навыкать имя?» Ему не хотелось лгать в доме Божьем, перед статуей святого и под крестом, а потому он признался.
— Тогда
Пьер не двинулся с места.
— Вы очень добры, но, к сожалению, мне надо идти, мадемуазель…
— Топэн. Меня зовут Флоранс Топэн. — Она окинула его сияющим взглядом. Было очевидно, что и она находила его привлекательным, хотя девушка тут же благонравно потупилась. — Что гонит вас без еды на мороз?
— Ему надо уложить волка, — раздалось резко от открытой входной двери, и оба молодых человека испуганно вздрогнули. — Он достаточно потерял времени, валяясь на коленях перед истуканом дохлого попа.
По силуэтам на пороге Пьер узнал отца и брата, которые в отличие от него не расстались с оружием. Им наплевать было на правила в освященном доме Бога.
Жан бросил сыну мушкет.
— Ты оставил его за дверью, Пьер. Он недешево нам обошелся. Ты что, хочешь подарить его случайно проходившему мимо крестьянину? Да ты совсем рехнулся?
Пьер поймал оружие и торопливо зашагал к выходу из часовни.
А вот Флоранс совершенно неожиданно откликнулась на странное вторжение.
— Поскольку вы его отец и, уж конечно, тоже проделали немалый путь по холоду, я с радостью предложу и вам, и вашему спутнику горячего супа.
Она не утратила дружелюбного тона, хотя по ее лицу читалось, что ей пришлось преодолеть себя, лишь бы не сбежать сейчас же. Любовь к ближнему была для нее не пустым звуком, даже если этот ближний вел себя грубо. Такой отпор огорошил лесника, и его суровое лицо смягчилось.
— Прошу прощения, мадемуазель, время уже позднее, и нам бы хотелось добраться до деревни еще до наступления ночи.
— У нас есть странноприимный дом… — начала Флоранс, но тут дверь бокового прохода открылась.
В часовню вошла аббатиса Григория и с улыбкой кивнула девушке, но тут заметила троих гостей и, почти незаметно нахмурившись, постаралась оценить положение.
— Я не ожидала, что помимо Пьера Шастеля мне доведется увидеть в часовне еще и его отца и брата, — удивленно сказала она, складывая перед грудью руки. — Полагаю, лишь один из вас пришел сюда ради молитвы, месье?
— Они пришли за мной, — отозвался Пьер. — И мы как раз собирались уходить.
Склонив голову под капюшоном, Флоранс отошла, чтобы встать рядом с аббатисой.
— Я предложила им немного еды и кров на ночь, достопочтенная аббатиса.
Григория смотрела на Жана.
Оставь, Флоранс. Эти господа не примут наше гостеприимство. Мсье Шастель-старший не слишком жалует веру и пашу церковь.
— Вера, возможно, недурна, когда Бог слышит молящихся и посылает им помощь. Иначе можно и дереву молиться. Оно все-таки плоды приносит, дает тень и дрова. — Жан даже не думал скрывать от аббатисы свое пренебрежение. — А о церкви ничего такого доброго я не слышал.
Серо-карие глаза аббатисы блеснули, она вздернула подбородок.
— Господь слышит молитвы тех, мсье Шастель, кто это заслужил.
— Вот как? А я думал, перед богом все едины. — Они продолжали поединок, начавшийся в лесу под Виварэ. — Посмотреть на монастыри да церкви, так он особо заботится о тех, кто распространяет его волю. Может, все дело в способе молитвы? Или в интонация? Как вышло, что мне он ни разу не помог?
Григория поняла, что первое ее впечатление о Шастеле было ложным. За грубоватым лицом скрывался острый и ироничный ум, но и душа — наверное, жестоко разочаровавшаяся в Боге.
— Дерево, о котором вы говорили, растет лишь по милости Божьей. Он окружил его землей и светом, он питает его дождем.
— Отговорка попов, — с презрительной улыбкой вырвалось у лесника. — Якобы все, что происходит, происходит по его воле. А если беды тебя одолели, значит, Сатана руку приложил. — Его карие глаза не отпускали ее взгляд. — Нет, мне вы голову не заморочите. Меня на вкрадчивые речи и проповеди не купишь. Хватит уже!
Пьер тем временем следил за Антуаном, в чьих зеленых глазах заметил встревоживший, его блеск. Хорошенькая невинная Флоранс пробудила природное вожделение его брата, и Пьер быстро заступил между ними, чтобы защитить девушку от похотливых взглядов.
— Хотите отречься от Бога, мсье Шастель? — спросила Григория. — Подумайте лучше, как вы живете и почему на вас не нисходит благодать Всевышнего.
— Я живу, как все здесь, пусть и на краю деревни. Я не совершаю ничего противозаконного. За что ему на меня ополчаться? Люди меня обвиняют, дескать, я сын ведьмы, но для Бога это не помеха. Ему-то лучше знать. — Спор с аббатисой пошел Жану на пользу. Наконец перед ним был кто-то, на кого можно было выплеснуть застарелую ярость последних лет. И ему было безразлично, что перед ним влиятельная женщина, явно благородного происхождения. — Я не отрекаюсь от Бога, хотя многие про это судачат. Дайте мне лишь знак, и я охотно снова стану ему молиться.
— Вы требуете, чтобы Всевышний послал вам знак, мсье?
Наглость этого лесника превосходила все, с чем она до сих пор сталкивалась! Но не успела она продолжить, как он ее перебил:
— Почему нет? В Старом Завете он на каждом шагу так поступает. Не мог же он забыть, как это делается? Спросите его, когда он в следующий раз будет с вами разговаривать.
Поначалу поведение Пьера озадачило Антуана, но после он сообразил, почему старший брат выступает вдруг защитником невинных.
— Ты что, наконец влюбился? В нее? — прошептал он и, заглянув Пьеру в глаза, гадко усмехнулся и облизнул губы.