Риза Господня
Шрифт:
Он, не проронив ни слова, поклонился незнакомке и сделал вид, что не расслышал, каким именем она его назвала. Несколько секунд князь перебирал в памяти имена тех женщин, которых хорошо знал в прошлом. Женщина в черном никого ему не напоминала.
– Ныне много людей потянулось к монастырю Джвари, – спокойным голосом ответил монах. – Где же еще, как не в этом святом месте можно излечить душу? – Илия умолк, затаив дыхание в ожидании дальнейших объяснений незваной гостьи.
Приступ кашля отступал медленно. Незнакомка безуспешно пыталась начать разговор. Хозяин каморки перевел взгляд на мальчика. Тот с искренним интересом и детским любопытством рассматривал внутреннее убранство скромной каморки Илии.
Наконец женщине стало легче, она поборола кашель и, чувствуя, что новый приступ вскоре совсем
– Князь, вы мне обязаны жизнью и своей свободой. И вот настал час, когда вы должны отплатить добром за добро. Кроме меня и игумена, который, поверьте, умеет хранить тайны, никто не знает, кто вы такой. Но владыка очень стар и вряд ли проживет больше года. Мои же дни сочтены. Тяжелая болезнь лишает меня последних сил. Вскоре ни один человек не сможет указать на того, кого еще недавно почтительно называли князь Багратиони, – незнакомка достала из левого рукава кружевной голубой платок и вытерла им чувственные и необыкновенно красивые губы, безжалостно искусанные в моменты возникающих один за другим приступов. – Вот, князь, перед вами мальчик, это мой сын, главное мое богатство. Его я доверяю вам. Отныне вы его учитель и наставник. Вы еще здоровы и крепки и сможете воспитать и поставить на ноги моего драгоценного Вахтанга, а он скрасит ваше одиночество, придаст смысл вашей одинокой жизни. Поверьте, он не будет для вас обузой, да и нуждаться вы ни в чем не будете. Здесь, – женщина взяла шкатулку из рук сына и открыла ее, – только драгоценные камни. Видите, она ими наполнена до краев. Вы теперь снова, как и прежде, сказочно богатый человек. Конечно, будет неплохо, если хоть небольшую часть ее содержимого мой сын возьмет с собой в тот день, когда настанет час расставания с вами. Но поверьте, если в какой-то момент ради спасения его жизни придется отдать все содержимое шкатулки, действуйте не мешкая! – Незнакомка осторожно поправила капюшон. – Пусть мой сын до совершеннолетия считается для всех вашим внуком и носит вашу фамилию Багратиони. А там, Господь Бог сам распорядится его и вашей жизнью, – женщина перевела дыхание. Она говорила все тише и тише. – Я хорошо знаю историю вашей жизни, князь, и сыну много рассказывала о ваших подвигах. Но он слишком мал, чтобы что-то из всего рассказанного мною понять. Пройдут годы, и в его памяти почти ничего не останется о тех днях, которые он провел со мной. Вы же станете главным его проводником по трудным дорогам полной страданий и несправедливостей жизни. Надеюсь, князь, – незнакомка встала со скамьи и сделала шаг вперед, – вы не посмеете отказать в просьбе той, которая дала возможность обрести вам свободу и покой в старости! Мой сын знает, что очень скоро я умру. Но посмотрите на него, князь! Видите, – незнакомка запустила пальцы в огненно-рыжие кудри Вахтанга и еще крепче прижала его к себе, – этот маленький воин не плачет, он знает, что пройдут годы, и мы с ним обязательно вновь встретимся на небесах, наши души вновь будут рядом. Возьмите, храбрый рыцарь, его и берегите как самое дорогое, что у вас в этой жизни осталось.
Князь выглядел растерянным и подавленным. Давид Багратиони видел перед собой свою спасительницу, но ясно отдавал себе отчет в том, что навсегда лишается возможности узнать, кто она, почему подарила ему свободу и как ей это удалось. Незнакомка от него ускользала, а он ощущал тяжесть во всем теле, переставшем подчиняться его воле. Он жаждал отблагодарить гостью, но утратил дар речи, хотел протянуть к ней руки и сделать несколько шагов навстречу, но не мог. Ни руки, ни ноги не слушались его приказов. Ему, Давиду Багратиони, эта больная женщина, этот ангел, сошедший с небес, сознавая, что приближается ее смерть, доверяет свое драгоценное дитя и огромные богатства, а он не может даже узнать ее имени, имени отца этого мальчика. Впервые за многие годы этого несгибаемого мужчину сковал страх неизвестности.
Женщина в черном, не обращая внимания, на мучения князя, превозмогая боль, нагнулась и поцеловала в лоб мальчика, затем медленно направилась к выходу. У двери она остановилась и, не оборачиваясь, сделав над собой последнее усилие, обратилась к Илии:
– Князь, я безнадежно и опасно больна. До утра я не доживу. В полдень мое тело по указанию игумена предадут огню. Так что не ищите вместе с малышом мою могилу. Буду вам благодарна, если в молитвах вы вместе с ним будете меня вспоминать. А теперь прощайте, – женщина в черном вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Прошло двенадцать лет. Войны не прекращались. Картлийские князья уничтожали друг друга. Сначала турецкие, а потом персидские завоеватели безжалостно истребляли христиан. Набеги следовали один за другим. Разрушению подверглись и строения монастыря. Умер игумен, не осталось ни одного монаха, который бы помнил тот день, когда в Джвари доставили обессиленного слепого узника из темницы Мцхеты. Разграбленным и сожженным оказалось подворье. Старец Илия со своим воспитанником всякий раз, узнав о новом нападении врагов, покидали окрестности Джвари и вместе с другими монахами скрывались иногда в подземных пещерах, а чаще в недоступных горных селениях.
Вахтанг вырос, возмужал, многому научился у своего мудрого наставника, к которому относился как к отцу. Теперь он выполнял всю тяжелую работу, а монах Илия лишь изредка покидал свою каморку, которая чудом уцелела. В свободные минуты Вахтанг постигал искусство владения оружием и вскоре настолько преуспел, что поражал старого воина неукротимостью, выносливостью и терпением. С Илией юноша также изучал точные науки и многие языки, которыми хорошо владел князь еще с тех времен, когда в Картли сохранялись мир и благоденствие. Особенно молодому человеку нравилась география. По картам, обнаруженным в различных книгах, которых немало было спрятано в книгохранилище монастыря, он прошел дорогами друзей и врагов Иберии. Юноша видел, как вокруг грузинских княжеств растут и набирают могущество османские и персидские завоеватели, как с помощью продажных местных князьков турки и персы рвут на части его родину, как они провоцируют междоусобные войны, как выкорчевывают древние царские роды, как разрушают христианские храмы и монастыри, как уничтожают десятки тысяч грузин, многих в расцвете лет мужчин и женщин насильно продают в рабство. Детей же, омусульманивая, превращают в наместников, убийц и грабителей. Все, о чем он догадывался сам, перечитывая множество книг, подтверждали рассказы Илии, других монахов, которые делились с юношей печальными воспоминаниями.
Старец не мог нарадоваться на своего приемного сына. Молодой человек был более совершенной копией того Давида Багратиони, который шестьдесят лет назад таким же жизнерадостным восемнадцатилетним юношей блистал на рыцарских турнирах и кружил головы дочерям знатных картлийских вельмож. Монах Илия видел, что это превосходство проявляется не в грубой силе мышц и неотразимых ударах меча, а в более тонких и мягких чертах лица, в более гибком и развитом теле, в более изящных манерах общения и только Вахтангу присущих жестах, но главное – в более проницательном и пытливом уме.
Наступил 1593 год. Два последних года военные действия обходили стороной монастырь. Жизнь постепенно стала налаживаться. С разных мест в Мцхету к собору Двенадцати Апостолов медленно стекались пришлые люди. Они от зари до зари трудились на восстановлении величественного храма Светицховели и монастырских строений. Ежедневно и Вахтанг отправлялся в Мцхету, где от восхода до заката, не покладая рук, выполнял самую тяжелую работу.
Зимой здоровье монаха Илии резко ухудшилось. Он с трудом передвигался по маленькой келье, с которой за прошедшие годы свыкся и считал тем единственным местом, где в покое и умиротворении ему следует завершить свой земной путь.
В один из январских вечеров Давид Багратиони почувствовал, как неотвратимо приближается то мгновение, когда его душа покинет немощное, изболевшееся, иссохшее тело и предстанет перед Господом Богом. В эти последние минуты бытия, когда жизнь в нем стала неумолимо угасать, монах Илия, собрав оставшиеся силы, решил последний раз поговорить с воспитанником. Делая неимоверные усилия, он обратился к Вахтангу:
– Я счастлив, что на старости лет мне судьба подарила тебя, мой сын. Твоя мать была права, что ты станешь главным делом всей моей жизни. Но счастливые и беззаботные годы твоего отрочества быстро пролетели, и вот ты стал настоящим мужчиной. Я не смею больше просить Господа Бога продлить мне жизнь еще на несколько лет. Мне удалось выполнить просьбу твоей матери. Я счастлив так, как никогда не был за все прожитые мною годы. Но время неумолимо. Смерть моя близка. Настал тот час, когда я обязан открыть тебе тайну, которую храню вот уже несколько лет, – старец тяжело вздохнул и закрыл глаза. Некоторое время он собирался с силами и, почувствовав секундное облегчение, продолжил: – Твоя мать ошиблась. Игумен прожил с того времени, как ты поселился в моей обители, целых десять лет. И все это время я не переставал опасаться за твою жизнь, так как не был уверен в том, что кому-то не удастся, используя хитрость или пытки, выведать у игумена мое подлинное имя, а значит, меня и тебя подвергнуть смертельной опасности. Но, слава Богу, все обошлось, и мы не погибли! Перед смертью владыка указал мне место в тенистой аллее, где под елью по его распоряжению были похоронены останки твоей матери, при этом владыка взял с меня слово, что я никому, даже тебе до поры до времени, его не покажу. Он справедливо опасался того, что за согласие предоставить твоей матери последний приют на территории монастыря может навлечь на себя и монастырь гнев враждующих княжеских родов. Игумен убедил всех, что твоя мать лишь на короткое время посетила храм и вскоре покинула монастырь в неизвестном направлении. Там же, у могилы, он выполнил ее последнюю волю и передал мне браслет. Вот он, – старик открыл шкатулку с драгоценными камнями, и Вахтанг заметил необычайной красоты миниатюрный золотой браслет, усыпанный жемчугом, который не раз много лет тому назад видел на будто выточенном великим скульптором запястье левой руки матери.
Илия обратил внимание на то, с каким трепетом Вахтанг рассматривал браслет, и, делая последний глоток воздуха, прошептал: – А теперь прочти надпись на внутренней стороне браслета!
Вахтанг встал с лавки, подошел к окну и, затаив дыхание, прочитал три слова, выгравированные на браслете искусным мастером: «Любимой. Давид Багратиони».
Молодой человек жаждал объяснений. Он повернулся к Илии, сделал шаг к кровати и замер. Старик, ставший после смерти матери ему самым дорогим человеком на свете, великий картлийский воин, князь Давид Багратиони, монах Илия, нашедший в старости приют и спасение в монастыре Джвари, был мертв.