Рижский редут
Шрифт:
– Мало нам нагоняя, там мы еще встретили на обратном пути Канонирскую Чуму, – сказал Артамон.
– Кого?..
– Ну, Кощея. Гореслава Карачуновича, – добавил Сурок.
– Эк вы его…
– Видел бы ты, как он на нас глянул! Прямо как вслух сказал: а я, господа, знаю, что Моллер намылил вам шею! – всеми силами изобразил ехидство воображаемого сержанта Артамон.
– Так что не обижайся, Морозка, плохие из нас сейчас помощники, – честно сказал Сурок. – Мы тебя не выдадим, вот те крест.
Тут мои родственники как-то странно переглянулись.
– Да только что с нас толку, если мы теперь все время должны посвящать службе? – продолжал Сурок.
– Ты должен сходить ко мне и разобраться с узлом и деньгами, – напомнил я. – Иначе это плохо кончится.
Он сразу не понял, и я объяснил ему, в каком положении мы оказались из-за его удалой проказы. Сурок мой заметно смутился.
– Попробую вечером удрать, – сказал он. – Артошка, поможешь?
– А чего тут помогать? Надобно узнать точно, кто заступает на ночную вахту. – Артамон имел в виду, чьи лодки станут живой цепью на Двине от порта до Московского предместья, обороняя город от неприятеля, что в любой миг может явиться на левом берегу. – И поменяться вахтами. Возьмешь с собой ялик, ночью сплаваешь на берег…
– Ты из ума выжил, Артошка, – отвечал на это Сурок. – Да меня же пристрелят с бастионов, что глядят на реку! Нет уж, сегодня от тебя толку мало, у тебя одна девка с портрета в голове. Придется рискнуть и пойти городом. Я хоть вытащу из комнаты узел, коли он еще там, и отдам Морозке, пусть он подбросит в театр вместе с деньгами.
Они, разговаривая, старались не глядеть мне в глаза. Обоим было страх как неловко. Сперва-то они кинулись помогать мне и выручать меня из беды несмотря ни на что. Но оказалось, что на первом месте у обоих все-таки служба.
Я не мог их за это винить. Война есть война… на войне, как на войне… если бы не война, они бы вовеки не добрались до Риги… и они предоставили мне убежище…
Получалось, что я должен распутывать козни своих недоброжелателей один. И я собрался с духом, чтобы никак не показать родственникам свою растерянность. Прежде всего, я должен был как-то убедить их, что их совесть чиста.
– Главное – чтобы узла в комнате больше не было, – сказал я. – Остальное – не столь важно, и понемногу я разберусь… Но совершенно непонятно, как и кому его подбрасывать. Если сторожу влетело за постояльцев, то он их всех выставил и двери запер, что главные, что другие, через которые вы ходили.
– Странно, однако, что такое здоровенное здание пустует, а раненые, которых принесли из сгоревшего госпиталя, ютятся кое-как в Цитадели, – заметил Артамон.
– Это Рига, Артошка. Тут сараи насилу с бастионов убрали, потому что сарай – частная собственность. А театр принадлежит баронам Фитингофам, равно и дом с ним рядом. Заметил его, прекрасный дом, на фасаде мраморные болваны? Ну и кто на него посягнет, коли Фитингофы – знатнейший и богатейший род? Говорят, коли они захотят из Риги поехать в Санкт-Петербург, то им почтовые станции ни к чему, они могут всю дорогу менять лошадей в своих лифляндских поместьях.
– Дурной город, – буркнул Артамон. – У нас в столице князья и графы состязались бы, кто первый отдаст свой дворец под госпиталь.
Я только вздохнул.
– Слушай, Сурок, коли ты туда пойдешь – принеси портрет, – попросил Артамон, потупив ясные очи. – Он в верхнем ящике комода, кажется.
Мы с Сурком переглянулись, и он это заметил.
– Ну да, да! – завопил он, и голос его неожиданно сорвался на хриплый писк. – Я увидел ее, я ей в глаза посмотрел – и все!..
– Не ты ли, двух дней не прошло, искренне полагал ее мужчиной? – удивился Сурок.
– Я был дурак! Какой мужчина! Вы видели, что у нее за ножка? Что за подъем, что за щиколотка?! Ну конечно же вы не в состоянии оценить идеальную женскую ножку! Я бежал за ней, я видел…
– Вот потому-то и влетел не в те ворота, – отрубил Сурок. – И коли ты таращился лишь на ножку – может, то вовсе и не она была? Мало ли, какое бывает сходство?
– Она, – насупился Артамон. – Она, к несчастью моему… Слушай, Морозка, сыщи мне ее! Ничего для тебя не пожалею! Я-то на войне, но ты-то можешь свободно ходить по городу! Для того тебе Сурок и платье стянул!
– И что ты будешь делать, когда Морозка ее для тебя выследит? – спросил Сурок. – Явишься к ней с букетом просить ее руки? Ты что, забыл, что она – любовница проклятого мусью Луи?!
– Так уж и любовница! – возмутился мой дядюшка. – С чего ты взял?
– А зачем бы ему еще таскать ее портрет в медальоне? Да и сдается мне, что ты обманываешься. Это случайное сходство…
– Когда речь идет о мусью Луи, ничего не может быть случайным, – вмешался я. – Артошка прав, неплохо бы ее отыскать.
– Вот и ищи, – сказал Сурок. – Только не забывай приходить в порт к завтраку, обеду и ужину. Я скажу кашеварам, чтобы оставляли для тебя твою порцию довольствия.
– Но если я приду в порт, переодетый огородником, меня погонят в тычки, – напомнил я. – Надобно придумать место, где бы я хранил одежду и мог переодеваться, когда мне вздумается. И место это должно быть неподалеку от порта.
– Ничего нет проще! – воскликнул Артамон, и мы с Сурком опять переглянулись: сегодня дядюшка был мастером на безумные затеи.
Но это его предложение оказалось весьма разумным. Он предложил поменяться местами с командиром одной из вновь прибывших лодок, стоящей уже в протоке между правым берегом Двины и Андреасхольмом. Таким образом, он бы несколько усложнил себе жизнь, расположившись вдали от места, которое считалось военным портом, с его пристанью и служебными зданиями, но меньшая из двух его лодок стояла бы крайней, и я мог при необходимости, сделав круг и обойдя Цитадель, почти незаметно выходить к ней со стороны рыбацкого поселка.