Рижский редут
Шрифт:
– Вернемся к нашим баранам, – сказал Бессмертный, когда мы не просто опустошили горшочки, но и выскребли из них ложками каждое капустное волоконце. – Что вам удалось узнать о человеке, который рассказал полицейским служителям, как вы метались вокруг амбара и всех одолевали расспросами?
– Бессмертный, вы не поверите, но этого человека я пытался убить…
– Любопытно… и по-своему логично…
– Да нет же! Он – тот самый, в чьем убийстве меня обвиняет Вейде. Помните? Две немки и русский человек, которого я ударил кортиком в амбаре Голубя…
– Опять амбар Голубя?
– Ну да, прямо роковой голубь какой-то… Довольно на него взглянуть, чтобы понять – добра от него не жди!
Бессмертный рассмеялся, и я, приободрившись, рассказал ему, как установил Яшкину личность и как искал Яшку в Петербуржском предместье. Не умолчал я и о Мартыне Кучине.
– Свечной торговец? – переспросил Бессмертный. – И что, с виду – доподлинно торговец? От натурального не отличить?
– Не отличить, – сказал я. – И порты, и шапка. Одна лишь борода с усами его и выдает!
– А свеч при нем много было?
– Как полагается – коромысло с двумя огромными связками, каждая фунтов по восемь, коли не по десять. И ножик – фитили резать.
– Ножик – это логично, – согласился сержант. – А две большие связки меня радуют. Почему? Потому, что не сам он их изготовил и вряд ли эти свечки где-то по одной покупал. Он, сдается, раздобыл их вместе с коромыслом, а, статочно, и с прочим маскарадом. И это нам на руку. У вас хватит денег, Морозов, чтобы приобрести двадцать фунтов свеч?
– И устроить в Петровском дворце большой бал? Этого там на все люстры хватит!
– Нет, бал нам пока не требуется, – преспокойно отвечал Бессмертный. – Почему? Потому что война. Нам нужны свечи, чтобы потолковать с прочими свечными торговцами. Вы, приобретя эти двадцать фунтов частями, изготовите коромысло и привяжете свечи фитилями так, как это делают торговцы. Затем вы добудете старую шапку и… и, пожалуй, этого будет довольно. Не помешало бы уговориться с мясником и принести с полведерка крови, тем более, что в предместьях сейчас, как верно заметил Ганс, режут скотину – хлева сгорели, сено сгорело, завтрашний день в тумане. Но это трата времени. Итак, вы останавливаете первого же свечного торговца и говорите ему примерно так: ты, брат, всех ли из своего сословия знаешь? А коли всех, то скажи – у вас человек не пропадал? Потому что я-де нанялся разгребать пепелище в гарнизонном госпитале, и там-де на кладбище в кустах найдены сломанное коромысло со свечами и шапка, статочно, на кого-то из ваших напали и били.
У меня были готовы возражения, но Бессмертный их словно предчувствовал.
– А перед тем вы заявитесь к госпитальному начальству, которое занимается спасением остатков госпитального хозяйства, с этими свечами, коромыслом и шапкой, а также с историей их нахождения под забором. И там же, у начальства, добычу свою оставите. Это будет логично.
– И что мне могут ответить свечные торговцы?
– Да уж что-нибудь ответят. Или у них и впрямь кто-то пропал, семья с ног сбилась искавши. Значит, коромысло у того человека отняли, а самого пристукнули. Или кто-то за деньги одолжил свой товар на денек-другой. Тут уж надобно внимание – глядишь, кто-то и проговорится.
Я вообразил, как буду слоняться по городу, покупая свечи по десятку, и мне стало весело.
– Но, Бессмертный, если торговцы во мне признают человека, который так забавно скупал свечки, что из этого получится?
– Логично… – пробормотал он, а я был безмерно счастлив, что удалось его уесть.
В конце концов закупку свеч и добывание коромысла сержант взял на себя. И обещал к концу дня прислать мне это имущество с тем самым мастеровым, которого он прикормил в порту.
– А вы будьте пока поосторожнее, – сказал он. – И коли столкнетесь вдруг с Яковом Ларионовым, держитесь от него подальше. Человек он, возможно, опасный.
– Как вы можете об этом судить?
– Мне подсказывает логика. В каменном амбаре, известном как склад Голубя, находят убитую девушку. Если верить тому, что вам рассказала ваша приятельница, то девушка, похоже, пришла в эту каморку добровольно. И в этом же амбаре, в этой же каморке, свил гнездо купецкий сынок Ларионов, которые сделал все возможное, чтобы убийцей сочли вас. Может ли сие быть совпадением?
– Яшка?.. – прошептал я. – Быть того не может!
– Почему ж не может? Молодой старовер, имеющий строгого папашу, сошелся с девицей-немкой. Пожениться они не могли – папаша бы собственноручно его удавил за мысль о такой женитьбе, и ее родственники тоже в восторг не пришли бы…
– «Ромео и Юлия»! – воскликнул я.
– Да, творение господина Шакеспеара на рижский лад. Местом их свиданий служил амбар, та самая каморка, куда мало кто без нужды полезет. Возможно, о романе прознали посторонние, возможно, случилась ссора. До сих пор все, надеюсь, логично?
– Логично, да только Яшка не мог убить Катринхен! – воскликнул я. – Он совершенно на убийцу не похож!
А сам вспомнил, что бедная Анхен называла любовника своей родственницы и подруги красавчиком. Яшка ведь и был красавчиком – высок, статен, кудряв, чернобров… Что же она еще про него рассказывала?..
– Как мы были бы счастливы, если бы все злодеи имели на челе своем надпись: «Люди добрые, я склонен убивать по поводу и без повода!» – ехидно возразил сержант. – Даже коли он сам не убил девицу, он мог нанять для сей надобности человека посильнее духом, заманить бедняжку на место тайных свиданий и караулить внизу, пока наемный убийца выполнит свое дело. Коли так – мы имеем и кандидата на роль убийцы. Это мнимый свечной торговец Мартын Кучин.
– Вот этот на убийцу похож, – невольно содрогнувшись, произнес я. – У него взгляд кровожадного зверя. Но для чего же он ищет Яшку Ларионова?
– Возможно, между ними были еще какие-то дела, и Ларионов с ним не рассчитался. Статочно, по той причине, что лежит сейчас где-то в беспамятстве и лихорадке по вашей милости. А родня ларионовская видела их вместе и, не зная правды, на всякий случай прячет беспутного родственника от этого Мартына.
– Логично, – согласился я. – Весьма похоже, что у Яшки были шашни с немкой… он потому и с отцом ссорился, что хотел жить не на староверский лад, а учиться немецкому языку…
Я произнес это и замолчал. Что-то в наших умопостроениях было не так…