Рижский редут
Шрифт:
– Что есть друг и что есть враг, тебе известно, – сказал тот господин. – Друг твоего друга – твой друг, не так ли?
– Разумеется! – отвечал я.
– А враг твоего друга тебе враг?
И тут я с ним согласился.
– А друг твоего врага?
– Еще бы!
– Ну а враг твоего врага?
Я задумался.
– Если ты хочешь справиться с врагом, который сильнее тебя, тебе следует искать его врагов и объединиться с ними, – подсказал мне тот разумный господин. – Сей принцип употребляется и в политике. Так что враг твоего врага – тебе, несомненно, друг. Отрицательная величина при умножении на себя дает положительную.
Немудрено, что это алгебраическое правило я запомнил навеки.
Глядя на человека, которого чуть не отправила на тот свет наша незнакомка, я стал составлять нечто вроде логического уравнения. Тут бы мне вспомнить умные слова Бессмертного об уравнениях со множеством неизвестных, но нет! Я мыслил простыми понятиями.
Мусью Луи несомненно враг – он хочет меня погубить, после чего примется за бедную Натали. Незнакомка – друг, или же подруга, мусью Луи, раз так бесцеремонно ведет себя в его комнате в отсутствие хозяина. Смуглый мужчина – враг незнакомки, раз уж она пыталась его убить, а через незнакомку – враг мусью Луи. Стало быть, он должен стать моим другом. Разумно, не так ли?
Я, оставив на столе свои бумажки, направился к смуглому господину, имея целью к нему подольститься и подружиться с ним. Мне требовались от него ценные сведения, и я, в теперешнем моем положении, готов был на самые нелепые поступки.
– День добрый, господин хороший, – сказал я ему по-русски и низко поклонился, соблюдая, как мне казалось, все правила любезности человека в армяке и лаптях по отношению к человеку в сюртуке и сапогах, выглядывавших из-под узких бежевых панталон.
– И тебе того же, молодец, – отвечал он на том же языке, причем выговор его был почти правильный. – Какая тебе во мне нужда?
– Хозяйка сказывала, ваша милость знает, где приятеля моего искать, Якова Ларионова, – начал я. – До пожара я попал в беду, украли у меня и товар, и деньги, а Яков Агафонович, храни его Бог, сжалился надо мной, дал мне рубль, чтобы расторговаться. А после пожара его и не сыскать!
Все это я выпалил очень бойко.
– А ты ступай, молодец, на Столбовую улицу, спроси двор Игнатьевых, – посоветовал мне смуглокожий господин. – Там Ларионовы после пожара поселились.
– Был я там, да не в укор вашей милости – Якова Агафоновича там нет и говорить о нем не желают. Видно, с батюшкой своим не поладил, батюшка у него строгий, как прикрикнул, так я со двора и вылетел пташкой. И про деньги забыл.
– Ну, так и я не скажу, куда он подевался… – тут смуглый господин задумался. – Разве что на Висельной его поискать?
– Мне хозяюшка уж говорила про Висельную… Может, есть еще другие места?
– Невтерпеж рубль вернуть?
– Невтерпеж, – согласился я и на всякий случай еще раз поклонился.
Смуглый господин внимательно оглядел меня и, усмехнувшись, метнул взор в сторону корчмарки, которая как раз протирала столы после немцев. Барбара была женщина пышная, кокетливая, еще свежая, и я понял, что лишь ради нее этот приличный господин пожаловал в захудалую корчму. Лучше бы я взглянул и на нее – непременно увидел бы легкий кивок и неприятную ухмылку. Но верно говорят, что русский человек задним умом крепок.
– Что ж, коли так, расскажи мне, кто ты таков. Ты мне понравился своей простотой душевной, и я хочу оказать тебе услугу, – сказал господин самым что ни на есть господским тоном.
Это была по видимости просьба, а по сути приказ.
– Да что мне вашей милости рассказывать. Звать меня Алексеем Артамоновым, я здешний огородник…
– Не в родстве ли ты с Василием Артамоновым?
– Нет, ваша милость, не в родстве…
Слишком поздно я сообразил, что, играя роль, надобно придумать себе правдоподобную историю, подкрепленную именами и всякими житейскими подробностями.
– Откуда ж ты взялся?
– Батюшка в Ригу переселился… из-под Пскова… – судорожно вспоминая поездку к дальней родне под Остров, – сказал я. – Сельцо есть, Мамыкино, там хозяйкой барыня… барыня Остафьева… отпустила батюшку… на оброк…
Отпускают ли огородников в отхожий промысел – я понятия не имел.
– Так ты крепостной?
– Крепостной, ваша милость, – тут я снова поклонился и добавил на всякий случай: – Добрый барин…
Таких крестьян, как я, можно было увидеть разве что на театре, в водевилях. Но тогда, в Сорочьей корчме, я даже не задумывался, как смехотворно выгляжу. Хорош огородник с белыми руками, которые испачканы как-то слишком странно для земледельца – не отмытыми со вчерашнего дня чернилами…
– Ну что ж, помогать таким, как ты, сам Бог велел, – сказал смуглый господин. – Я сам пойду с тобой на Висельную улицу, где у меня есть знакомцы, сам помогу тебе сыскать Якова Ларионова. Пусть пани Барбара не беспокоится, мы выйдем черным ходом.
Он сделал жест, предлагая мне отворить дверь в дальнем углу корчмы, у которой я, собственно, и стоял. Я нажал дверную ручку, увидел темные сени и, вспомнив о своих бумажках, обернулся.
На столе их не было.
– Ступай, ступай, Алексей Артамонов, – настойчиво говорил смуглый господин. – Сейчас я тебя отведу к знакомцам моим…
И, приблизившись ко мне, с силой втолкнул меня в сени.
Дверь захлопнулась.
Тут-то и стало ясно, что пришел мой смертный час.
Я таскал с собой нож, который потеряла в Яковлевском храме наша незнакомка. Он был засунут за пояс под армяком, и я все время беспокоился, как бы самому об него не пораниться. Шарахнувшись в сторону и налетев на стенку, я шарил за пазухой. Сени были без окон, но свет пробивался в щель, и я понял, что эта продольная полоска – от плохо прикрытой двери, ведущей то ли в сад, то ли в огород. Но между мной и дверью был смуглый господин.
Все это совершилось мгновенно – мое выдворение в сени, удар об стенку, поиски ножа и даже нападение смуглого господина. Очевидно, поэтому я не сразу догадался закричать. А когда крик сам родился в моей душе и попытался вырваться наружу – что-то помешало ему.
Меня спасло чудо. В сенях на полу навалена была всякая дрянь, и я рухнул на колено как раз, когда смуглый господин выбросил вперед руку. Я не видел в ней ножа, но я понял его движение однозначно, кулаком так не бьют. Сам я ударил снизу и не то чтобы промахнулся – просто цели не достиг, а зацепил острием и разорвал рукав сюртука.