Рижский редут
Шрифт:
В таких обстоятельствах следует успокоить женщину, сказать, что от нас никакой угрозы не предвидится. Что же сделал бешеный дядюшка?
– Разрешите представиться, – громко сказал он, целясь своей прелестнице в грудь, едва прикрытую кружевами. – Лейтенант Вихрев, командир канонерских лодок нумер сорок четвертый и нумер пятьдесят седьмой!
Когда такое сообщает о себе огромный господин в казацком чекмене, который не сходится у него на груди и удерживается лишь благодаря кушаку, доверия его слова внушают мало.
Женщина встала и взяла свой пистолет двумя
– Убирайтесь отсюда немедленно, или я буду стрелять! – сказала она негромко. – Вон отсюда.
Артамон, простая душа, молча смотрел на нее и не двигался с места. Разве что ствол в его руке чуть опустился и глядел уже не в грудь красавицы, а мимо.
– Я стреляю, – предупредила она.
Артамон сделал к ней шаг. И другой. Она же отступила, продолжая целиться. Я, завороженный этим зрелищем, смотрел на них, разинув рот. А вот Сурок оказался умнее моего. Он обвел взглядом комнату и высмотрел наполовину выдвинутый из-под кровати саквояж.
– Похоже, она тут одна. Иначе ее любовник уже появился бы, – тихо сказал Сурок, указывая мне взглядом на саквояж.
Нашей незнакомке уже некуда было отступать, а Артамон, окончательно забыв про пистолет, подошел к ней вплотную – так что ствол едва ли не уперся ему в живот. Он смотрел в бледное гордое лицо, и эта диковинная женщина тоже на него уставилась, словно пытаясь прочитать в глубине его темных глаз, что за безумца послал ей Господь. Узнала ли она в нем того морского офицера, который гнался за ней по Малой Замковой и от которого она так ловко ушла дворами? Бог весть! Лицо ее было настороженным, а лица Артамона я не видел, но мог биться об заклад – оно было счастливым. Дядюшка мой никогда не умел скрывать свои чувства.
Вот так они друг на дружку таращились и молчали.
Тут Сурок наконец взял власть в свои руки. Из нас троих он самый старший – так что имел право.
– Сударыня, благоволите собрать и отдать нам вещи дамы, хозяйки этой комнаты, – сказал он строго.
– Погоди… – произнес Артамон. – Что ты, в самом деле… Сударыня…
– И собирайтесь сами, – безжалостно продолжал Сурок.
– Я с вами никуда не пойду! – красавица отскочила от Артамона, и теперь под прицелом был уже не дядюшка мой, а племянник.
– Придется, сударыня, – и, словно бы не обращая внимания на ее пистолет, Сурок повернулся ко мне: – Я уведу ее, а вы с Арто останетесь тут в засаде. Рано или поздно явится проклятый мусью Луи…
– Куда ж ты с ней пойдешь? – спросил я.
– В порт!
– Да вас схватят по дороге, она поднимет шум!..
– Вот и прекрасно. Меня-то наутро выпустят – а ее нет! Потому что я назову ее соучастницей в убийстве немецкой мещанки, в коем обвиняют мичмана Морозова!..
– Вы с ума сошли! – воскликнула незнакомка.
– Он не посмеет, – глухим, каким-то не своим голосом сказал Артамон.
– Как еще посмею. Вы же дождетесь тут мусью Луи, свяжете его и также приведете в порт. Раз она здесь ночует – то и он вот-вот явится!
– Кто явится? – забеспокоившись, спросила незнакомка.
– Любовник ваш, сударыня. Воспользовавшись тем, что законная хозяйка этого жилья пропала, вы перебрались к своему любовнику, позабыв осведомиться о его тайных делишках. В каморках его нет – иначе давно бы уж вышел на шум. А ты вытяни-ка саквояж, убедись, что там дамское имущество, и застегни его, – сказал мне Сурок. – Готовьтесь к встрече с полицией, сударыня.
Он прекрасно знал, что вести эту женщину в полицию мы не можем – там уж скорее ее отпустят, а нас арестуют. Очевидно, он рассчитывал, что наша взволнованная незнакомка скажет что-то важное.
– У меня нет никакого любовника, и я не пойду в полицию!
– Придется, сударыня.
– Оставь ее в покое! – грозно потребовал Артамон.
Она посмотрела на него с тревогой: что на жилище совершили налет переодетые разбойники, еще можно было понять, но что один из них доподлинно сбрел с ума, это уж чересчур.
– В чем вы обвиняете меня? – спросила женщина, не теряя присутствия духа.
И тут я сообразил, чем ее можно удивить и заставить говорить правду.
– Мы обвиняем вас в покушении на жизнь человека, которое вы совершили в притворе Яковлевского храма, сударыня, – сказал я.
– Так вот вы кто! – и она перешла на французский язык.
Говорила она быстро и яростно, так что Сурок понимал через слово, а дядюшка мой, сдается, и вовсе ничего не понял.
– Коли так – вы можете убить меня! Потому что если я останусь жива, я все равно найду Армана Лелуара и убью его, как бешеную собаку! – воскликнула незнакомка. – Кровь отца моего, матери моей, братьев и сестер – на этом мерзавце, подлеце и предателе! Убивайте, тогда я умру с уверенностью, что Господь наконец вспомнит о Лелуаре, а Божья кара за предательство тяжка! И если я могу своей жизнью купить смерть этого мерзавца – убивайте, что же вы стоите?! Ведь он для этого вас прислал!
Я, честно говоря, растерялся. Дело принимало какой-то неожиданный оборот. Или же нам попалась блистательная актриса, у которой мадмуазель Марс могла бы разве что в горничных служить. Я всегда теряюсь, когда женщины начинают чересчур быстро и громко говорить: мне все кажется, что их крики на самом деле – обвинение мне в каких-то неведомых грехах.
– Но и вам воздастся! Если я погибну, все сведения о Лелуаре доставлены будут в Рижский замок! И вас ждет не расстрел – вас ждет виселица! – пообещала она мне. – Запечатанный конверт хранится у надежного человека! А теперь – стреляйте! Стреляйте!
Такой приказ кого угодно ввергнет в прострацию.
– Мадам, я не знаю никакого Лелуара! – отвечал я незнакомке, также по-французски. – Мне дела до него нет! Мы пришли, чтобы забрать два саквояжа с вещами и узнать правду о том, для чего ваш любовник мусью Луи убил на Малярной улице молодую женщину! Мы хотим знать: нанял его для этого гнусного дела господин Филимонов, или же убийца имел иные причины! Или вы об этом ничего не знали?..
– Господин Филимонов? – переспросила она меня. – Господин Филимонов нанял кого-то, чтобы убивать в Риге женщин?