Робеспьер
Шрифт:
Гош. Что же, я действительно отказался от губительного похода в разгар зимы; мои солдаты были измучены, плохо вооружены, разуты, голодны. И я оказался прав.
Колло. Ты даже не сумел одеть и накормить их за счет военной добычи, как тебе было предписано.
Гош. Да, не сумел и горжусь этим. Я не пожелал притеснять нищее население и разорять завоеванные деревни. Ни на вражеской, ни на своей земле я не стану отбирать у матери последнюю горстку муки и морить голодом ее детей. Я не потерплю, чтобы мои солдаты грабили крестьян. Ты ставишь мне
Билло (раздражен). Охранять честь Республики поручено Комитету. Ему решать, чего требует честь Республики. Если солдат имеет дерзость оспаривать приказы командования, он бунтовщик.
Гош (вспылив). Посмей только назвать бунтовщиком победителя при Гейсберге и Фрешвиллере!
Билло. Прошлые победы не избавляют генералов от ответственности за последующие преступления.
Гош. Если я совершил преступление, пусть меня арестуют.
Колло. И арестуют. Приказ уже подписан.
Гош (в бешенстве). Разбойники! Что же, вы в заговоре с Брауншвейгом? Я обращусь с жалобой к Робеспьеру, он ценит мое усердие.
Колло. Он тоже подписал приказ вместе со мной и Карно.
Гош (ошеломленный, падает на стул). Нет! Не может быть!..
Реньо (обращаясь к Билло и Колло). Граждане! Это же безумие. Республике нужны все ее защитники, а Гош один из самых верных, ручаюсь вам.
Колло (бросает на Реньо угрожающий взгляд). Не вмешивайся в дела Комитета. Нечего заступаться за других. Отвечай лучше за себя. (Отходит в сторону вместе с Билло.)
Гош (с трудом овладев собой, после внутренней борьбы обращается к Реньо). Не тревожься за меня, друг. Я уже сидел в тюрьме и вышел оттуда с гордо поднятой головой, как Марат.
Реньо. А уверен ли ты, что Марат сегодня отделался бы так легко? Началось какое-то повальное безумие. Не разбирают, где друзья, где враги. Слишком долгая привычка к власти отравляет разум. Я-то знаю это по себе. Не раздражай их. Ты слишком неосторожен на язык.
Гош. Согласен, я уже поплатился за это. Я не умею обуздывать свои порывы.
Фуше (следивший со стороны за их спором, подходит и вмешивается в разговор). Лучше поменьше болтать да побольше делать.
Гош. Я говорю, что думаю, и делаю, что говорю.
Фуше. Ну, положим, неприятелю ты не все говоришь.
Гош. Здесь мы не на войне.
Межан (вполголоса). Ошибаешься, товарищ. Мы со всех сторон окружены врагами.
Гош (подозрительно отшатываясь от него). Кто же здесь враг? Ты,
Межан. Ошибаешься. Я тебе друг.
Гош. Друг по нынешним временам — все равно что публичная девка, которая путается с первым встречным.
Фуше. Не отталкивай тех, кто предлагает тебе дружбу в час опасности.
Гош. У меня один только друг, и иных мне не надо. Это народ Парижа, мой славный, гордый народ. Он меня знает, и я его знаю. Мой народ всегда со мной...
Фуше. Ты думаешь? Ты знал народ времен четырнадцатого июля и десятого августа. Того народа больше нет. Не надейся, что он придет тебе на помощь!
Гош. Я надеюсь на себя, на мои права и на справедливость Робеспьера.
Фуше. Ты же слышал сейчас — Робеспьер против тебя.
Гош. Его обманули. Он признает свою ошибку.
Фуше. Если ты поверишь ему, ты погиб. Защищайся!
Межан. Мы тебя поддержим. Давай вместе защищать Республику.
Гош (окинув Межана недоверчивым взглядом). А против кого? Против тех, кто вместе со мной создавал Республику? Я предпочитаю пожертвовать собой! Я не пойду по стопам Лафайета и Дюмурье.
Фуше. Да кто же говорит об этих изменниках? Теперь изменников надо искать не там.
Гош. Где же?
Фуше. Ослеп ты, что ли? Да оглядись вокруг, скорее разорви паутину!
Гош. Какую паутину?
Фуше. Поздно. Ты уже попался! (Отходит.)
Агент (подсев к Гошу, обращается к нему вполголоса). Генерал! Я очень сожалею, но я обязан выполнить приказ.
Гош. Тебе приказано арестовать меня?
Агент. К сожалению, да. Не подымай шума. Допей вино. Я не тороплю тебя.
Гош. Так выпей и ты за мое здоровье! (Подзывает слугу.)
Реньо (шепотом). Как? Ты не окажешь сопротивления?
Гош. Неужели ты хочешь, чтобы все эти проходимцы и распутники стали свидетелями наших раздоров?
Реньо. Ты прав. Незачем развешивать перед ними грязное белье Республики.
Гош. И потом, знаешь ли, Реньо, хотя мне всего двадцать пять лет, но за эти двадцать пять лет я испытал столько тяжелого, видел такую бездну человеческого горя, нужды, невежества, глупости, столько боролся, не зная ни сна, ни отдыха, чтобы выбраться из ямы и вывести за собой слепых, неразумных людей, которых продавали, тащили на бойню, как скот, что, право, мне кажется иногда, будто на моих плечах бремя двадцати пяти веков. Я не сгибаюсь под ношей, я иду, шагаю вперед, я отважно тащу свой тяжелый груз. Но у меня такое чувство, словно всех нас гонит рок. И я покоряюсь без страха и упрека, куда бы судьба ни вела меня — к славе или к могиле.