Робеспьер
Шрифт:
Робеспьер. Он выслушает меня. А прочее пусть решают боги.
Симон. Я не больно-то полагаюсь на богов. Куда надежнее иметь хорошо вооруженную охрану; позволь нам защитить тебя.
Робеспьер. Решительно запрещаю! Это дало бы новый повод обвинять меня в диктаторстве. Единственная диктатура, которую я согласен принять, — это могущество истины. Единственное мое оружие — это сила слова.
Симон. Разве ты не знаешь, какие
Робеспьер. Мне все известно, известны малейшие подробности заговора. Но одно из двух: либо я сокрушу его перед лицом всей Франции, либо не стоит жить там, где правосудие — один обман. Завтра я кликну клич, я обращусь с последним призывом к честным гражданам всех партий и вне партий. Пусть решают они.
Симон. Лучше бы ты обратился за поддержкой к народу.
Робеспьер. Я никогда не переставал черпать в нем вдохновение. Народ — моя сила.
Симон. А ты твердо уверен, что он по-прежнему с тобой?
Робеспьер. Я с ним и за него. Отступившись от меня, он отречется от себя самого. А если он отречется, тогда для меня все кончено. Значит, мы прожили жизнь напрасно. Но я буду бороться до конца.
Симон. Пора в обратный путь. Скоро проедет дорожная карета на Париж. Пойдем на почтовую станцию.
Робеспьер. Это тот беленький домик, что там внизу?
Симон. Тот самый. А вон вьется дорога, по которой проедет почтовая карета.
Робеспьер. Ну, это недалеко отсюда, всего несколько шагов. Ступай вперед, займи нам места. А я еще побуду здесь немного. Чудесный вечер, не хочется терять ни минуты. Кликни меня, когда придет время.
Симон. Вон идет какая-то женщина, оставляю тебя на ее попечение. (Указав на старуху с корзинкой за плечами, которая подымается на холм, Симон уходит направо по дороге, спускающейся к авансцене.)
Старуха садится на ствол срубленного дерева рядом с Робеспьером.
Старуха. А ну-ка, гражданин, не в обиду тебе будь сказано, подвинь свой зад и дай мне место.
Робеспьер. Садитесь, матушка, снимите корзину, она тяжелая.
Старуха. Ну уж нет. Коли скотина устала, не распрягай ее, пока не пригонишь на конюшню. Мне в упряжке удобнее. Ох, поясницу ломит!
Робеспьер. Тяжело подыматься в гору с такой ношей!
Старуха. Небось я старый муравей, привыкла тяжести таскать. Без ноши вроде бы не хватает чего-то.
Робеспьер. Откуда вы идете?
Старуха. С поля, из-под горы. Там у меня огород, хожу овощи поливать. Никак не напоишь их досыта в такую жару, — эдакие пьянчуги! Черпаешь, черпаешь воду, а колодец-то все больше высыхает. Вот и топчешься с утра до ночи.
Робеспьер. Разве вам некому помочь? У вас нет внуков?
Старуха. Было у меня девять сыновей. Семеро уж на покое.
Робеспьер. Где?
Старуха. В сырой земле. А двоих старших у меня забрали. Говорят, будто послали их защищать землю от врагов. А от каких врагов — почем я знаю? Не то с запада, не то с востока. Уж больно их много. Вот у меня врагов нет, что с меня взять-то, кроме горя да беды?
Робеспьер. Вы говорите о горе, а сами улыбаетесь.
Старуха. Мы с горем-то век скоротали, уж свыклись друг с другом, не грех и посмеяться.
Робеспьер. Святая мудрость хижин! Я завидую вашей доле.
Старуха. Хоть задаром ее бери, сынок. Я бы не прочь променять свою лачугу на домик побольше да побогаче.
Робеспьер. С богатством у вас будет больше тревог, больше забот, чем здесь, среди природы.
Старуха. Что за природа такая? Это земля-то? Да, как же, пока гуляешь по ней, она стелется бархатом, так и ластится, хитрая кошка. Ты ее не знаешь! За лето весь наш урожай пожгло. Вся работа пошла прахом.
Робеспьер. Бедная женщина! Тяжела ваша доля, но и моя немногим легче. Нас вознаграждает сознание, что труды наши не пропадут даром. Верховное существо бодрствует и охраняет нас.
Старуха. Ну, стало быть, нынче летом господь бог всхрапнул маленько. Ничего не поделаешь: стар становится. Что ж, он поработал на своем веку. Всякому свой черед.
Робеспьер. Как, матушка, значит, вы не верите в бога?
Старуха. Да я и сама не знаю. Я не против. Отчего же не верить? Это не повредит. Только есть ли хозяин или нет, а ты на него не надейся, лучше сам не плошай. Дело вернее будет. По крайней мере всю работу сделаешь.
Робеспьер. Но разве мысль о лучшей жизни, о бессмертии души не приносит нам утешения в нужде и несчастье?
Старуха. Что ж, не так плохо и совсем уснуть. Нет охоты начинать все сызнова. Поработала я вволю, жаловаться грех. Коли все перечесть, жизнь недаром прожила. Да уж пора и на покой, пускай молодые покряхтят, теперь их черед. Я передам им свою поклажу. А ты свою никому не уступишь?
Робеспьер. Я не люблю уступать свою ношу, пока не довел дела до конца.