Робинзонка
Шрифт:
Она проглатывает порошок и погружается в тяжелый, прерывистый сон.
В праздничную ночь на улице наступила такая гололедица, что пан Гозноурек еле-еле, с грехом пополам, дотащился на своей «шкоде» до гаража. Прохожие, застигнутые врасплох этой неожиданной встречей тепла и мороза, беспомощно останавливались и обертывали свою обувь бумагой, чтобы хоть как-то сдвинуться с места. Ехать на машинах и думать было нечего.
Но пан Бор и без гололедицы оставил бы свою «шкоду» в гараже. Он ухаживал за больной дочерью, и, когда к вечеру Блажена, дрожа в лихорадке, опять начала
Врач была постоянной пассажиркой отца и Блажену хорошо знала.
И вот началось измерение температуры, простукивание; Блажена показывала язык, тянула «а-а-а», рассказывала о всех своих болях.
Прощаясь, врач подбодрила ее:
— Тебе нужно только немного покоя, Блажена. Ты слишком быстро растешь. И как это тебе удается? — шутила она. — И побольше воздуха вашей дочке, пан Бор.
Все мрачные мысли отца при этих словах развеялись как дым.
Он с облегчением улыбнулся и проводил врача до самой улицы. Отец был счастлив, что у дочки нет ничего страшного.
Когда он возвращался обратно, осторожно приоткрылась дверь, выглянуло круглое личико Тонечки. Глаза ее безмолвно спрашивали о Блажене.
— У Блажены лихорадка от быстрого роста. Бедняге просто нужно немного отдохнуть. Идемте со мной, Тонечка.
— Нет, не теперь, Блажене сейчас нужен покой. А завтра я могу вас сменить… Наши поедут на лыжах.
— Буду вам очень благодарен, Тонечка. — Пан Бор почтительно снял шляпу. — Девочке вообще нужен кто-то… что за жизнь, когда… — сказал он, глядя при этом куда-то в сторону, на стену.
Тонечка, стоя в дверях, что-то пробормотала, и, когда пан Бор повернул голову, ее уже там не было.
16
Рождество принесло Блажене весьма важную перемену.
Состояние ее быстро улучшалось. Впервые улучшение наступило тогда, когда Тонечка принесла от пекаря кулич. Блажену это, разумеется, обрадовало.
А любая радость не во вред человеку, даже прибавляет здоровья. Блажена пролежала еще недели две, и эти тихие часы отдыха и полной беззаботности постепенно успокаивали растревоженное молодое существо.
Отец ходил обедать в столовую, а ей Тонечка готовила легкие, питательные и вкусные блюда. Каждую свободную минуту она проводила с Блаженой, а к вечеру незаметно, как тень, исчезала, и пану Бору почти никогда не удавалось застать ее и поблагодарить.
Вторым толчком к выздоровлению послужил приход к Блажене двух ее подруг. Они пришли, как заявили, от всего класса и принесли ей бледную нежную примулу в горшке. Горшок был красиво обернут розовой бумагой.
— Девочки сложились, а мы только купили и передали тебе, — тараторила Мадя Будилова. — Быстрее выздоравливай, все хотят тебя видеть!
Новостей и у Блажены и у них был полон рот. Говорили они, не останавливаясь и перебивая друг друга. Мадя искоса посматривала на новый велосипед Блажены. Он стоял между окон, там он меньше всего мешал. А Блажена хотела свое новое сокровище иметь всегда перед глазами. Ведь иначе ей трудно было поверить своему счастью.
Мадя старалась изо всех сил успеть
— Это Духоня велосипед?
— Ты что, не видишь, что он новый? — не утерпела Зора Ледкова, второй член «делегации».
— Мне подарили его к празднику. Отец решил раскошелиться. — Блажена невольно заговорила на привычном школьном жаргоне.
— I В гимнастическом зале ребята снова разбили окно, — перебила ее Ледкова, отвлекая внимание на себя.
Блажена сразу поняла и тут же быстро спросила ее:
— Как там у тебя с табелем, Зорка?
— После полугодия отдадут меня в частную школу пения, а пока…
И снова заговорили все вместе, перебивая друг друга. К Блажене словно вновь вернулись счастливые минуты, проведенные в школьных коридорах.
— Ну вот, мы выложили тебе все и теперь отправимся восвояси, — тараторила Мадя. — Тебе нельзя уставать.
Они уже прощались, когда Блажена с таинственным видом шепнула Будиловой на ухо:
— Я его видела. Ты в тот раз была права!
— Кого это ты видела?
— Черного попугая.
— А ну-ка, покажи! — И Мадя схватила ее за руку, пытаясь нащупать пульс. Потрогала она и лоб Блажены. — Опять у нее начинается бред. Пошли, Ледка, а не то она начнет буйствовать.
Но Блажена по-прежнему хранила серьезный вид.
— А ты, Зорка, извини меня. Я у вас не была и не могла сказать вашей маме о твоем сопрано. Знаешь, у меня не было денег на карамель.
— Ерунда! Старики мудрят неизвестно чего. Внушение свыше, — шутила, против обыкновения, Ледкова.
Сейчас Зорка не притворялась веселой, нет, она и в самом деле была такой. С переменой в ее судьбе изменилась и она.
Была и еще радость, пришедшая к Блажене, когда она болела: пока Блаженка полностью не поправится, она будет готовить под надзором Тонечки и готовый обед приносить домой. Торжественно были вытащены давно забытые коньки, наточены и начищены, и Блажена каждый день, если был лед, хотя бы немного подходящий, носилась на катке одна, с кем-нибудь в паре или втроем, а то и в длинном хороводе знакомых и незнакомых конькобежцев и возвращалась домой раскрасневшаяся, сияющая, со здоровой усталостью! И потом спала как сурок, и вся домашняя работа казалась ей легкой. С Тонечкой она ходила за покупками, стряпала, с приятельницами бегала на каток, на прогулки, а когда немного распогодилось и земля подсохла, они стали бегать играть в волейбол. Духонь высоко подпрыгивал над сеткой, и удары его были неотразимы.
Но самым-самым чудесным было другое: у отца на воскресенье появился пассажир. Он сам был автомобилистом, но недавно попал в автомобильную катастрофу и теперь некоторое время не мог водить машину. Пана Бора рекомендовали ему как отличного, осторожного водителя.
Каждое воскресенье пан Бор возил своего пассажира на его виллу, стоящую далеко от шоссе, в пустынном месте, посреди леса, на берегу горной реки Хрудимки. Выезжали утром, за три часа доезжали, а потом пан Бор бывал свободен и лишь вечером вез своего пассажира обратно в Прагу.