Робинзонка
Шрифт:
— Знаешь, что я тебе скажу, Блажена, — говорит отец, наклонившись над умывальником и фыркая, брызгаясь и отряхиваясь, словно только что выкупанный пес, — сделаем сегодня чай, а ты за день все разведаешь.
Отец растерся по пояс полотенцем и теперь причесывал мокрые волосы, делая ровный пробор.
— А ты что, Блаженка, не умываешься?
— Я? Да я совсем забыла!
Блажена, пританцовывая, подошла к умывальнику и, словно совершая обряд, потрогала указательным пальцем, горяча ли вода.
Наконец они оба сели завтракать. Попивая чай и хрустя печеньем, найденным на дне жестяной банки, отец рассуждал, стараясь придать своему голосу шутливый оттенок:
— Тебе, наверно, Блаженка, придется все записывать, тогда, по крайней мере, ты ни о чем не забудешь. Возьми мой карандаш и пиши пока хотя бы на краю газеты: во-первых, молоко, купи его вечером, чтобы не бегать за ним рано утром. Ты еще когда не ходила в школу, любила приговаривать: «Когда я стану большой, то буду крестьянкой, приходите ко мне, я вам дам полный кувшин молока» — и хлопала в ладошки. Вот тебе памятка. Захочешь что-нибудь запомнить, вспомнишь о чем-то другом, но схожем.
Отец смеялся. Неплохо придумано!
— А что у нас будет к обеду, ты подумала? К ужину купи сыр и масло. Я приеду в восьмом часу. Ну конечно, ты немного уберешь. Пол подметешь, это-то ты сумеешь?
У Блажены даже печенье во рту стало горьким. Она с трудом глотала, упорно глядя в угол комнаты. Потом выпрямилась и посмотрела в чисто выбритое лицо отца:
— Так, значит, я теперь все буду делать сама?
Эти слова вырвались у нее невольно, и ей немного стало не по себе — таким вызовом они прозвучали.
Отец подбодрил Блажену:
— Ничего, не бойся, я буду тебе помогать, как только у меня появится свободное время. А иначе нельзя, Блаженка. На прислугу у нас нет денег, да и ты не захочешь никого чужого, не так ли?
— Нет, не хочу! — подтвердила Блажена.
— Ну вот видишь.
— Да тебе еще нужно платить за малыша, — рассуждала вслух Блажена.
— Каждую неделю…
— Значит, тебе нужно прокормить всех нас. Может, мне давать уроки первоклассницам?
Блажена говорила так вдохновенно, что отец рассмеялся.
— Ну, это не потребуется. Но хозяйство тебе придется вести самой. Белье будем отдавать в прачечную, приедут за ним прямо к нам домой и доставят обратно.
Но Блажена была полна рвения, и никакие трудности были ей не страшны.
— Что, я сама не выстираю? Посмотри, какие у меня сильные руки; у нас в классе меня никто не переборет, а по канату я долезала до самого потолка, одна из всего класса. У некоторых неженок кружилась голова уже на третьей перекладине, а я..
Отец не хотел гасить этот пламень мужества, он решил не говорить ни «да», ни «нет» и перевел разговор на другое:
— Ну, так что же решим с обедом?
— Могу тебе сварить картофельный суп, я варила его два раза в лагере.
— А еще? Может, сумеешь сварить манную кашу? Это же нетрудно.
— Еще бы не суметь!
Она должна помогать отцу, и она ему поможет, его доверие обязывает ее. Блажа чувствовала, как эти обязанности делали ее взрослее; она мужала духом, горе делало ее другой.
Домашняя работа — настоящая гидра, но она отрубит ей все головы.
Размышляя так, Блажена не заметила, как отец ушел.
Она все еще разговаривала с отцом, хотя дверь за ним захлопнулась.
Застывшая тишина комнаты вдруг показалась ей враждебной. Да, но к этой неподвижной тишине она должна привыкнуть. Только ход часов, напоминая ей о ждущей ее работе, разделял быстро бегущее время на небольшие отрезки.
Блажена решительно тряхнула головой, и длинные пряди волос взлетели, словно подстегивая ее. Хватит!
Первая голова гидры — это покупки.
Мамина сумка для покупок висит на прежнем месте, и в ней — вот удача! — чисто вымытая молочная бутылка.
На стенке бутылки видна башенка.
Пустую бутылку она вернет и получит полную.
Остался ли у них кофе? Ну-ка, заглянем в наши запасы! В жестяной банке кофе достаточно, в корзинке есть и картошка, а в другой — лук! Ярко-желтый, шелковистый, блестящий лук!
Блажена радовалась найденным продуктам так, как мог бы радоваться Робинзон на своем необитаемом острове, когда он, умирая с голоду, нашел среди песка съедобные корни и вкусные клубни.
Но вдруг у Блажены безвольно повисли руки. Внезапное воспоминание обволокло ее, словно прозрачная вуаль. Робинзон?
Кто это говорил о Робинзоне и необитаемом острове? Это было во сне? Или она где-то читала? А может, это было в действительности?
Когда, где и как?
Нет, она не может вспомнить!
Но необитаемый остров?
Для нее необитаемый остров — это ее дом, и сама она — Робинзонка. Она будет здесь жить с отцом, и он станет ее верным Пятницей. И на этом пустынном острове Робинзонка будет усердно искать источники для пропитания.
Правда, она может выбежать и купить все, что нужно. Может, но так не годится; в любой игре есть правила, которые нужно соблюдать, а не то и фантазия не поможет, и созданный чудесный мир рухнет.
Играя с Мадей в отцовском гараже, они сооружали стены из ящиков, а то, что было за этими стенами, не существовало для них. Они жили среди этих стен, и это был их дом с нарисованными мелом комнатами, дверями, окнами. Таковы уж испокон веков правила ребячьей игры.
Среди обычного мира вдруг возникал совсем другой, особый мир.
В квартире она одна-одинешенька. Квартира Ольдржиха Бора — необитаемый остров, а она, Блажена, его единственная обитательница, кроме папки, верного Пятницы.