Роботы божьи
Шрифт:
Иллюзия быстро рассеивалась - стоило ему забыться и надавить слишком сильно, как рука проваливалась в Наташу, словно он проткнул ее. Сначала это пугало. Потом они придумали игру: она входила в него, будто в кокон или футляр, и они стояли неподвижно, стараясь слиться в единое существо с двумя головами, одна над другой. Они делали это перед зеркалом в коридоре. В том, как она исчезала в нем, а потом выходила наружу, или его лицо выплывало из наташиных черт и полностью заменяло ее собой, было что-то завораживающее.
Увидев в очередном ярком сне, как он гладит и обнимает Наташу, Егор почувствовал беспокойство. Он помнил, с
Он попросил ее придумать себе одежду. Через мгновение она предстала перед ним одетой. Наряд показался Егору забавным: резиновые шлепанцы, чтобы не скользить по полу, короткие полосатые шорты, оставлявшие ноги полностью открытыми, и мешковатая футболка с надписью Free Nepal (сноска: "Освободите Непал") - дань ширящейся в Среде Гулл антикитайской компании. Ему почудилось что-то знакомое в ее стиле. "Пожалуй, сойдет, - решил Егор.
– Когда привезут тело, надо будет купить ей настоящую одежду". Незаметно для себя он перестал называть заказанное изделие роботом.
* * *
Спустя пару дней, когда Егор напрочь забыл о просьбе священника, Мишка позвонил сам. Он был краток и загадочен. Сообщив, что имеет к Егору дело "на сто рублей" (чем вызвал неприятное томление, ибо еще не вернул одолженные последний раз деньги), он попросил о встрече. Мишка сказал, что заедет за Егором, а потом они отправятся в клуб.
Сурмилов любил многолюдные места с сомнительной репутацией. Москва, одна из немногих переживших Потоп столиц, изобиловала злачными заведениями на любой вкус. Пожалуй, это была единственная примета "будущего", которую Сурмилов горячо одобрял. Он предпочитал встречаться в секс-клубах, полуподпольных барах, наркотанцполах и подобных пугающих заведениях. Мишка чувствовал себя там как рыба в воде. Он был на короткой ноге с виджеями, барменами и торговцами наркотой. Егор побаивался посещать такие места в одиночку. Они одновременно вызывали любопытство и пугали его. Мишка служил ему проводником, без которого Егор никогда не решился бы исследовать запретную изнанку Москвы.
Он так и не понял, чего хотел Сурмилов. Но одно несомненно: ему что-то нужно, без причины Мишка не звонил. За годы их знакомства он обращался к Егору множество раз - и всегда с просьбами об услугах и помощи. Егор не мог припомнить ни одного случая, чтобы Мишка позвонил просто так, справиться о делах и здоровье.
Наступил назначенный час. Сурмилов, как обычно, опаздывал. Хотя Егор и сам не был образцом пунктуальности, к моменту появления Мишки он уже изрядно завелся. Он бродил по кухне из угла в угол, ругая Мишку - и себя, за то, что согласился с ним встретиться. Наташа сидела у барной стойки, положив голову на кулаки, и молча следила за его перемещениями. Рядом с ней сидел кот. Их каменная неподвижность на фоне мелькающего туда-сюда Егора выглядела пугающе.
Двери лифта с гудением открылись, в коридоре послышались шаги и грохот: Мишка уронил стойку для зонтиков.
– Пришлось продираться сквозь толпу призраков, как в белой горячке! Нет бы протестовать нормально - притащить свою задницу на площадь и честно подставить ее под настоящие, а не нарисованные в воздухе полицейские дубинки! Боже, что за эпоха!
Егор пожал плечами. В юности он ходил на акции протеста. Не сам, конечно; посылал свою виртуальную проекцию, за что его регулярно штрафовали. Это были тяжелые времена: второй срок президента Васильева, беспощадно подавлявшего народные недовольства. Для простого студента частые штрафы были особенно мучительны. Но разве сможет Мишка это понять? Невозможно объяснить человеку без чипа боль, причиняемую снятием денег со счета - когда не просто знаешь, что они сняты, а видишь процесс их исчезновения собственными глазами.
– Привет, ископаемое!
– шутливо поприветствовал его Егор.
– И тебе привет, киборг из будущего! Да не сядут вовек твои батарейки!
– ответил Мишка в той же манере.
Они рассмеялись и обнялись. Мишка уверял Егора, что этот необычный способ здороваться был широко распространен столетие назад. Ныне люди едва касаются пальцев друг друга, норовя после этого незаметно протереть руки дезинфицирующим гелем.
– Пожрать есть?
– спросил Мишка, голодно оглядываясь, - с утра маковой росинки во рту не было.
Его голубые глаза жадно обшарили кухню, остановившись на кране биопасты. Егор взял тарелку, поколдовал с панелью настроек и сделал целую гору пасты в мишкином вкусе: с запахом картофеля, соленую и немного хрустящую. Он поставил тарелку перед Сурмиловым, сел на соседний стул и принялся смотреть, как тот ест.
Мишка ел жадно, буквально давился. Похоже, он не врал насчет маковой росинки, что бы эти слова не значили. "Что они в нем находят?" - мысленно спросил себя Егор, вспоминая многочисленных любовниц Сурмилова. Небритое скуластое лицо, вздрагивающий при каждом глотке острый кадык и сломанный нос казались Егору отталкивающе грубыми.
Мишка закончил есть, вытер рот тыльной стороной ладони и пригладил непослушные светлые вихры на лбу. Потом достал маленькое зеркальце, внимательно осмотрел себя и поправил тщательно прилизанные волосы на висках. Спрятав зеркальце, он в ожидании уставился на Егора. Егор молча взял тарелку и выбросил в мусоропровод, а потом долго и тщательно мыл ложку под краном.
Это была привычная обоим игра. Проигрывал тот, кто заговорит о мишкиной проблеме первым. Поначалу Егор попадался. Он спрашивал о причинах его приезда, в ответ Мишка долго и пространно жаловался и в результате всякий раз выходило, что именно Егор проявлял инициативу и сам предлагал - даже навязывал - свою помощь. А Мишка делал одолжение, снисходительно ее принимая.
Егор быстро раскусил этот маневр. Он стал сопротивляться: тянуть до последнего, подчеркнуто не интересуясь причинами визита, в итоге вынуждая Мишку открыто озвучивать свои просьбы. Необъявленная война шла с переменным успехом. Иногда победу одерживал Егор, иногда Сурмилов. Сегодня Егор решил во что бы то ни стало молчать, даже если это будет выглядеть неприличным. "Пусть он теряет лицо, - подумал он, - с меня уже довольно".
Сурмилов тоже молчал.
– Пиво будешь?
– спросил Егор.