Род на краю империи
Шрифт:
— Давай адрес, — согласился я. — И телефон.
Глава 23
— Откуда это у вас?
— Рядом с дверью нашёл.
Осип Францевич Рисс уставился на меня поверх очков в роговой оправе. Нехорошо так уставился. Думаю, так смотрят на смертельно больного родственника, которому уже выписали диагноз. Пациент ещё не видит финала истории, но его уже считают живым трупом.
Рисс не был аристократом, но мне не сразу удалось добиться встречи с ним. Учёный преподавал в одном из университетов Фазиса, часто ездил на симпозиумы и конференции, подолгу пропадал в азиатской глубинке. Если же он не занимался всем этим, то сидел у себя дома, в мансардной квартире Старого Города, и строчил очередную умную статью в какой-нибудь зарубежный журнал. В некотором роде мне повезло — я застал Рисса именно за этим занятием. Деньги мужика не интересовали, и он согласился отвлечься от работы лишь услышав про неведомый артефакт, который я ему подарю для исследований.
Да, я такой.
Мне не жалко.
Этот идиотский бубен не имел никакого практического применения, как я не пытался сконцентрироваться и включить воображение.
— Мне надо сравнить, — учёный отложил бубен, встал из-за письменного стола и направился к дальней стене. — Подержите стремянку, молодой человек.
Квартира учёного представляла собой… даже не знаю, с чем это сравнить. Ремонт здесь давно не делали, но засрали каждый квадратный сантиметр территории. Письменный стол находился аккурат под скосом крыши и окном в небо, по которому плыли облака. Дальняя стена представляла собой книжный стеллаж от пола до потолка, заваленный старыми книжками, кожаными папками, непонятными резными фигурками и прочим мусором. Вообще, квартира была четырёхкомнатной, но для спальни Осип Францевич выделил самую маленькую комнатушку. По сути, нишу, отгороженную от остальной квартиры раздвижными панелями. Другие комнаты были завалены экспонатами, предназначение которых ускользало даже от меня. Хотя… Если присмотреться, знакомые вещи всё же мелькали. Просто я не держал в руках ничего подобного уже… лет пятьсот.
Осип Францевич не был дремучим стариком. Думаю, ему перевалило за шестьдесят. Но малоподвижный образ жизни накладывал отпечаток. Сутулые плечи, рыхлая фигура, шаркающая походка, много морщин. И ещё профессор Рисс курил трубку. Настоящую бриаровую трубку, источающую весьма необычные запахи — табак с оттенками вишни и сандала.
Пока учёный рылся на верхних полках своей системы хранения, я придерживал стремянку. Через пару минут профессор спустился с увесистым манускриптом в руках.
— Так… — Рисс открыл книгу на середине, перелистнул пару страниц и задумчиво почесал седую бороду. — Я так и думал. Вот, видите? Фотография, сделанная одним этнографом двадцать лет назад.
— Вижу. Такой же бубен.
— Этими штуками пользуются индонезийские шаманы, — пояснил учёный, — в определённой местности. Есть варианты — Суматра, Ява и ещё несколько островов. Дальше я стал рассматривать узор…
Рисс перевернул две страницы.
— И тут мы выходим на клановую структуру их общества. Грубо говоря, этот рисунок — визитная карточка определённого клана.
В голове что-то щёлкнуло.
Я вспомнил Мансура — пирокинетика, который создал очень много проблем. Этот мужик был индонезийцем из клана… Панджаитан, кажется.
— Панджаитан? — уточнил я.
Учёный посмотрел на меня с уважением.
— Да. Как вы догадались?
— Интуитивно. Что вы можете рассказать об этих людях, профессор? Что это за клоунада с бубном? Насколько они опасны и чего добиваются?
— Яванские, малайзийские и балийские кланы… Это не то же самое, что наши Великие Дома. У них там ещё сохранились касты. Нередко представители разных каст живут в одном месте и образуют некое… сообщество по интересам. Панджаитан — это легендарные убийцы. Среди них есть одарённые. Кинетики, меты, прыгуны зачастую относятся к касте кшатриев. Ясновидящие и бесы с незапамятных времён формируют прослойку брахманов. Туда же и телепатов можно записать. Как правило, шаманы — это ясновидящие либо бессмертные брахманы с очень солидным опытом. Но есть среди них и артефакторы, и даже некий аналог каббалистов. Опасны ли они? Да, безусловно.
— А бубен для чего?
— Это послание шаманов. Они предупредили, что знают о вас, ничего не забывают, и вскоре вами займутся кшатрии Панджаитана.
— Всё это рассказал орнамент? — я недоверчиво постучал по инструменту колотушкой.
— Нет, — усмехнулся профессор. — Орнамент — визитная карточка их клана, не более того. Я делюсь с вами информацией на основе детального изучения культуры и традиций этого народа.
— Понятно. И что мне теперь делать?
— Наслаждаться последними солнечными деньками, — криво ухмыльнулся Осип Францевич. — Вы не жилец. Напишите завещание, продумайте некролог.
— Очень смешно. Их не смущает, что я нахожусь под крышей Великого Дома?
— Вряд ли Панджаитан остановится, — покачал головой Рисс. — Вы их чем-то сильно задели. И это сейчас вопрос чести. Для них.
Поблагодарив профессора за консультацию, я покинул его жилище, прихватив с собой трость. На прощанье мне было сказано, что война объявлена лично мне. В подобных случаях Панджаитан не трогают близких и друзей, но вот у объекта охоты земля будет гореть под ногами.
Боги, как же они меня достали!
Противостояние с Серебряным Драконом имеет совершенно непредсказуемые и неприятные последствия. И если с рядовыми мечниками я вполне мог бы справиться, то всевозможные пирокинетики и геоманты могут создать кучу проблем. А тут — целый клан.
Рисс предупредил, что материалов по этой теме я не найду, ведь убийцы себя не афишируют. Редкие этнографы, побывавшие в Индонезии, предпочитают помалкивать и не обнародуют публично свои исследования. Никто не видел кшатриев Панджаитан, не гостил в их посёлке или городе, не представляет, какими методами они пользуются. Есть даже гипотеза, что клан кочевой и примерно один раз в столетие меняет остров проживания.
Размышляя над этим дерьмом, я вывел с парковки «Ирбис» и отправился осматривать свои новые владения. Речь, как вы понимаете, идёт о бывшем родовом гнезде Дранько, которое притаилось неподалёку от проспекта Дарвина.
Фазис — удивительный город.
Едешь по шумному проспекту, над головой проносятся капсулы канатки, разворачивается билборд с ненавистной рекламой конкурентов, и вдруг — бац! Ты сворачиваешь за гимназией Эфы налево, потом направо, опять налево — и попадаешь в совершенно незнакомый мир. Тихие улочки, сонные псы, аккуратные пальмы и роскошные платаны. Каменные заборы, чугунные ограды, массивные ворота, живые изгороди. Море зелени, упрятанные в глубине благоустроенных двориков виллы. Земли у местных жителей немного, но в каждый метр вбухано столько бабла, что аж неприлично об этом говорить.
Я припарковался у одного из таких имений.
Поднял дверь со стороны водителя, выбрался наружу и осмотрелся. Идеальные тротуары, выложенные разноцветной плиткой, решётки ливневой канализации, новенькие фонари. Каменная ограда, оплетённая чем-то вьющимся. Эпичные кованые ворота с гербом Дранько — щитом, расчерченным на два поля, бычьей мордой, сердцем, мечом и всякими-разными финтифлюшками, в которых я не разбираюсь. Эх, придётся переделывать. Дополнительные затраты.
Приблизившись к воротам, я ощутил своё ничтожество в этом переменчивом мире. Чугунная конструкция в сочетании с гербом и массивными каменными блоками забора подавляла своим величием. Вот умеют же потомственные аристократы выделываться! Особенно мелкопоместные. С хлипкой и неподготовленной гвардией.