Род Волка
Шрифт:
В тот раз он просто махнул рукой и решил считать все это блажью. Тем не менее странный голод с каждым днем усиливался, даже стало казаться, будто сил становится меньше и быстрее приходит усталость. «Авитаминоз, что ли?! – Семен был в полном недоумении. – Да я на ягоды уже смотреть не могу – навитаминизировался выше крыши!» В памяти почему-то всплывали кровавые сцены охоты и разделки туш. А потом вспомнился эпизод из книги Ф. Моуэта «Люди оленьего края», и Семен понял: он хочет свежего мяса. Его организму не хватает каких-то веществ, которые содержатся именно в мясе, причем не в переваренной тушенке, а вот чтобы… Ну да, чтобы почти сырое, с кровью! «Вот ведь жизнь, – посетовал Семен. – И хочешь жить мирно, а надо идти на охоту: от самого себя не отделаешься!»
Ему вспомнился покойный сосед Юрка. Будучи выходцем из тех краев, где со
Хорошо жить в плейстоцене – на охоту далеко ходить не надо.
Наверное, Семен уже достаточно намучился в этом мире, чтобы заслужить ма-а-ленькую благосклонность местных духов-покровителей: близ границы степи и леса паслось небольшое стадо животных, похожих на зубров или бизонов. Семен обошел его по широкой дуге, чтобы оказаться против ветра, зарядил арбалет и пошел на сближение.
Первое беспокойство животные проявили, когда он был метрах в двухстах от крайнего. Семен решил судьбу не искушать: прошел еще метров двадцать, остановился, прижал к плечу приклад, прицелился и спустил тетиву, отправляя в полет послушного «Петю».
И услышал характерный звук попадания.
Всматриваться в результаты он не стал, а занялся перезарядкой оружия. Когда «Вася» занял свое место в желобе, молодой бычок стоял на коленях, а стадо неторопливо трусило прочь. Прицелившись в переднюю часть корпуса, Семен послал второй болт. И опять не промахнулся!
Бычок был не крупный – килограммов сто двадцать живого веса. Семен перерезал ему горло и стал вспоминать, что в такой ситуации делают дальше профессиональные охотники и оленеводы. Вспомнил: он много раз это видел, но ни разу не решился исполнить сам.
На боку он сделал глубокий надрез, сунул руку в горячие внутренности, нащупал и выдрал печень.
И стал ее есть.
Сырую.
С наслаждением.
Организм принял угощение благодарно: никакого тебе урчания, никаких позывов отойти в кусты. Наоборот, через некоторое время обнаружился прилив сил и даже небольшая эйфория.
О волчонке, который, конечно, никуда не делся, этого сказать было нельзя. Он пребывал в полном расстройстве и недоумении – его опять лишили охоты! В качестве частичной компенсации Семен разрешил ему до отвала наесться свежего мяса, что тот и сделал. Предыдущий «урок» пошел ему на пользу – ни возмущения, ни протеста волчонок не высказывал. Семен продолжал регулярно «мутузить» его посохом по утрам и вечерам, но делал это в стороне от лагеря. Ему не хотелось демонстрировать Атту свои приемы работы с палкой, да и знакомить его со своим странным «приятелем» Семен не торопился.
Разделывая тушу и пробираясь потом с грузом на плечах через кусты, Семен развлекал себя тем, что бормотал под нос что-то вроде стихов на местном языке. Ему казалось, что он им овладел уже в совершенстве, и тасовать сложные комбинации образных выражений ему нравилось. В процессе общения с Атту обнаружилась интересная закономерность: чем больше слов и выражений осваивал Семен, тем слабее становился «мысленный» контакт. Один способ общения активно вытеснял другой. Впрочем, учить слова не приходилось – они как бы сами оседали в памяти, причем с первого раза. Иногда Семену даже казалось, что он не запоминает, а вспоминает язык: в памяти вдруг возникали слова, которых в его присутствии Атту не произносил. «Это явная ненормальность, – переживал Семен. – По идее, так не бывает. Во всяком случае, лично мне „бесплатно“ в жизни еще ничего не давалось. Или я уже расплатился?»
Так или иначе, но Семену хотелось проверить свое владение местной устной речью. Когда-то он слышал или читал чье-то высказывание, что показателем знания языка является способность сочинять на нем стихи. Вообще-то, Семен и по-русски сочинять их не умел, но сейчас решил попробовать, благо при разделке туши и переноске мяса у него были задействованы почти все части тела, кроме головы.
Если бы не тяжеленный арбалет, он, наверное, унес бы мясо сразу, оставив кое-что воронам и шакалам. Пришлось делать вторую ходку, и по ее завершении «поэма» была готова. Семен смыл в речке пот и бычью кровь, прополоскал и
– Ты взял его коротким дротиком, Семхон? Наверное, ты смог подойти очень близко?
– О! – сказал Семен. – Это была великая охота! Я расскажу тебе о ней.
Он сделал вид, что пытается устроиться поудобней, а на самом деле отодвинулся подальше от слушателя: еще врежет по башке обглоданной костью за издевательство над родным языком! И начал:
– Мощный бык гулял на воле, По степи гулял широкой. Грозно гнул к земле он шею И врагов пугал рогами, Что изогнуты как луки. Стада средь не знал он равных, И никто не мог решиться Превозмочь его отвагу. На меня он глянул грозно, Промычав: «Семхон, сразимся? Подниму тебя рогами, Наземь брошу и копытом Раздавлю, словно лисенка, Несмышленого мышонка, Что шуршит в траве высокой!» Я ответил: «Нет, теленок! Не вступлю я в бой с тобою. Я возьму тебя как рыбу, Как беспомощную птицу — Ты не равен мощью мне!» Острыми рогами целясь, Взрыл копытами бык землю. Пламя выпустив из носа, Словно глыба с косогора, На врага он устремился! Ждал спокойно я добычу И, когда ее дыханье Рук моих почти коснулось, Выпустил стрелу прямую, Что Атту искусный сделал. Мощный бык склонил колена И упал, траву сминая. Вздох последний испуская, Он сказал: «Я умираю! Ты не равен мощью мне!»Семен закончил и посмотрел на слушателя. Сначала он не понял, какие чувства выражает заросшее бурыми волосами лицо туземца. А когда сообразил, то почти испугался: это был не просто восторг, восхищение, а что-то такое – на грани обморока. «Ничего себе, – подумал он. – Ну и талантище у меня! Или он стихов, даже плохих, никогда не слышал?»
Прошло, наверное, несколько минут, пока Атту переваривал услышанное. Потом он закрыл глаза и начал, покачиваясь, бормотать: «Грозно гнул к земле он шею… Превозмочь его отвагу… Ты не равен мощью мне… Пламя выпустив из носа…» Через некоторое время туземец открыл глаза и радостно завопил:
– Семхон!! Ты и про меня сказал!!! – и процитировал: «Выпустил стрелу прямую, что Атту искусный сделал!»
– Да, сказал, – подтвердил растерявшийся Семен. – А что такого?
Вместо ответа туземец встал на четвереньки и пополз к нему, умоляюще заглядывая в глаза:
– Семхон, Семхон! Еще раз, а? Расскажи еще раз, Семхон!
– Все сначала, что ли?! Пожалуйста! Мне не жалко!
И рассказал. А потом еще раз. И еще…
Да, Семен не напрасно опасался реакции слушателя. Только все оказалось совсем не так, как он думал, а гораздо хуже. С четвертого раза Атту запомнил «поэму» наизусть, и находиться с ним рядом стало невозможно: он непрерывно бормотал, пел, скандировал, декламировал текст на разные лады. К вечеру следующего дня Семен уже не мог больше слышать про мощь, быка, рога и прочее. Переночевав, он забрал арбалет, пару кусков мяса и ушел на стрельбище на весь день. Вернулся он уже ночью и, пробираясь к костру, услышал из шалаша Атту: «…Нет, теленок! Не вступлю я в бой с тобою…».