Роддом. Сериал. Кадры 14–26
Шрифт:
– Всё равно! – Голос Елены Александровны обрёл твёрдость и какую-то даже маниакальную решимость. – Любовь, терпение и смирение! Я сделаю всё, чтобы спасти этого несчастного ребёнка! А на всё остальное – воля божья!
– Кстати, именно об этом я и пришла с вами поговорить. О воле божьей. Присядем за столик, Елена Александровна… Вот так уже лучше, а то слишком долго стоящие люди вызывают у меня ассоциации с митингующими. А за столом – это уже спокойный разговор.
– Может быть, чаю? – снова вскочила неугомонная любительница всего живого.
– Ну, раз вы уже ткнули на кнопку, с удовольствием. Что может быть лучше двух чашек чаю? Чай превращает спокойный разговор в доверительную беседу, – улыбнулась Мальцева.
Когда молодая мамочка поставила на стол две чашки, с плавающими в них пакетиками и сиротливо свисающими через край ниточками с лейблами, Татьяна Георгиевна достала, наконец, из кармана модель молекулы ДНК.
– Знакомьтесь, Елена Александровна, это Бог! Бог это, Елена Александровна. Прошу любить и жаловать! – Мальцева изобразила добропорядочно-ознакомительную пантомиму.
– Вы шутите, да? –
– Разумеется, есть! Бог есть везде. Просто «Модель Двойной Спирали Молекулы ДНК» – одно из имён Бога. И я бы на вашем месте воздержалась от ремарок типа «всего лишь». Не потому что Бог – это какая-то нервная девица, обижающаяся на всякую ерунду или мстительный мужичок с бородой. А исключительно из уважения к этому самому Богу. Итак, перед вами Бог, Елена Александровна. Он даже не недоумевает, что вы не верите в его явление. Не думает, мол, как же так, эта прекрасная молодая женщина твердит «Бог, слава Богу, воля Божья», а как только Он Сам предстаёт перед ней – так она глазам своим не верит. Нет-нет, что вы! Бог всё о людях знает. О каждом из нас, людей, Он знает всё. Включая и то, что люди, узрев Бога, как правило, не верят в его явление. И то, какой у вас будет цвет глаз. Бог знает, что Вася Иванов любит ковырять в носу именно средним пальцем левой руки, хотя большинство людей предпочитает делать это указательным пальцем правой. Бог знает, что Лидочка Петрова будет автомехаником, несмотря на то что родители отдали её в музыкальную школу. Бог знает, как именно Елена Александровна улыбается и какая длина большеберцовой кости у Татьяны Георгиевны. Этот Бог, – Татьяна Георгиевна ткнула подбородком в модель двойной спирали молекулы ДНК, – знает всё. Он знает даже то, что от нас сокрыто. До поры ли до времени или навсегда. И всё это громадное колоссальное своё знание о нас он архивирует и загружает прямо в нас ещё тогда, когда мы ещё не можем пить чай, потому что зиготы не гоняют чаи поздним вечером в палате родильного дома. Но Бог уже и тогда знает, как именно мы будем пить чай – прихлёбывая, сёрбая, складывая губы по-птичьи или же обливая манишку. Бог знает всё, и он, что самое удивительное, действительно внутри нас. Насквозь в нас. От кардиоцита и нейрона до самой распоследней клетки слущенного эпителия. И он же, разумеется, в том, что люди, никак не находя доступа к окончательной расшифровке всех заархивированных этим Богом файлов, – Мальцева постучала моделью молекулы по столу, – склонны именовать «характером», «судьбой», «кармой» и тому подобным. Елена Александровна может представлять себе, что её четырнадцатилетний сынишка уже победил на московской олимпиаде по математике, но Бог знает, что на самом деле её сынишка для начала вовсе не её сынишка. Для продолжения – в эти самые четырнадцать первый раз уколется или ограбит ларёк. А что с этим человеком будет в конце концов – вот уж действительно только Бог знает.
– Я понимаю, к чему вы клоните, Татьяна Георгиевна. Мол, от осины не родятся апельсины и генетику вообще не перепрёшь. Я всё понимаю. Но всё-таки из всех имён Бога мне более всего нравится имя «Любовь».
– Да, хорошее, годное имя. Мне оно тоже нравится. Называйте Его, – Мальцева погладила модель по завитым бочкам, – Любовью. И тоже будете правы. Четырнадцатилетний мальчишка, обворовавший ларёк, будет любить маму ничуть не меньше четырнадцатилетнего сынишки, выигравшего московскую олимпиаду по математике. Если не больше.
– Но, Татьяна Георгиевна, всё-таки среда играет значение. Воспитание, образование… Бытие определяет сознание!
– Сознание определяет Бог. Тот, что внутри каждого из нас. В клетках головного мозга, в наклонностях, в желаниях, в стремлениях, в душевных порывах и в житейской изжоге. Бытие тут как раз вторично и определяется именно что сознанием. И как вы понимаете из предмета нашей чайной беседы, не потому что я – философ идеалистического толка. Вы читали что-нибудь вроде «Белых одежд» [28] или «Зубра» [29] , Елена Александровна? Вы же учительница. Значит, любите читать.
28
«Белые одежды» – роман Владимира Дудинцева о жизни и работе учёных-биологов. Основан на реальном конфликте между «народным академиком» Лысенко, пытавшемся использовать послевоенные трудности государства для достижения личной власти, с помощью репрессий насаждавшем псевдонаучные теории, в будущем получившие название «лысенковщина», и остальными учёными-генетиками, вынужденными спасать свою жизнь, прячась от органов госбезопасности. Роман издан в 1986 году, спустя тридцать лет с момента написания.
29
«Зубр» – документальный биографический роман Даниила Гранина о Н. В. Тимофееве-Ресовском, 1987.
– Я учительница математики, – улыбнулась сидящая напротив мамочка. – Нет-нет, я люблю читать, но эти книги не читала.
– Ну а о том, что генетика – продажная девка империализма, слыхали?
– Что-то слышала, – неуверенно сказала молодая женщина.
– С ума сойти! «Что-то слышала…» Между нами меньше двадцати лет разницы, моя дорогая. Но мне кажется, что пропасть, отделяющая меня от тех, кто на двадцать лет моложе, куда глубже, шире и круче того пологого овражика, что отделяет меня от тех, кто на двадцать, тридцать, сорок лет старше меня!.. Некто Трофим Лысенко – посмотрите позже в Интернете – на одной из сессий ВАСХНИЛа седьмого августа 1948 года бросил в зал такие
До того молчаливая соня Ася захныкала очень вовремя.
В коридоре Татьяна Георгиевна наткнулась на интерна.
– Я делаю вид, что совершенно случайно встретил вас, идя по неотложным делам. О боже, какие у интерна ночью могут быть неотложные дела? – Он театрально схватился за голову. – Ах да! В родзале сломался внутренний телефон, и я срочно побежал за лаборанткой и совершенно случайно встретил вас в коридоре, Татьяна Георгиевна! Хотя на самом деле я жду вас тут уже полчаса. Под этой самой дверью. – Он потешно развёл руками.
– Всё-таки, вы очаровательный наглец! – рассмеялась Мальцева. И тут же, нахмурившись, спросила: – Александр Вячеславович, вам известна фраза: «Генетика – продажная девка империализма»?
– О да! Её ошибочно приписывают академику Трофиму Денисовичу Лысенко. Якобы он брякнул эту глупость на сессии ВАСХНИЛа в сорок восьмом году двадцатого века. Но на самом деле реальное авторство этой крылатой фразы принадлежит писателю-сатирику Александру Хазину. У него есть пьеса «Волшебники живут рядом». Он настрочил её в 1964 году, когда генетика была реабилитирована и, бедолажка, потихоньку отъедалась и вставляла себе зубы после лагерей забвения. Я, Татьяна Георгиевна, в детстве всё это очень любил. У меня «Белые одежды» и «Зубр» были настольными книгами, зачитанными до дыр. Я просто поклонялся Тимофееву-Ресовскому [30] , во всём хотел быть похожим на него и, помнится, целых полгода спал по четыре часа в сутки. Чуть не спятил, ей-богу!
30
Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский (1900–1981 гг.) – биолог, генетик. Основные направления исследований: радиационная генетика, популяционная генетика, проблемы микроэволюции. Его жизнь была очень интересна, личность – весьма неординарна.
– Да? Вы знаете, Александр Вячеславович, я думаю, что пропасть между нами не так уж и велика.
– Да какая там пропасть! Так, даже на овражек не тянет. И тот состоит исключительно из ваших странных страхов и невыносимого высокомерия.
– Вы ройте-ройте, да не зарывайтесь! – улыбнулась Мальцева.
– Татьяна Георгиевна, а хотите я вам кофе в кабинет принесу?
– Хочу! Признаться честно, после только что испитого чая в пакетиках, во рту так прогоркло, как будто стоялой воды из оцинкованного корыта хлебнула.
– Отлично! Через десять минут как штык! А пока, простите, покидаю вас, мне и правда срочно нужно в лабораторию. Я на вас, Татьяна Георгиевна, действительно случайно наткнулся. Так сказать неожиданная, мелкая, но очень приятная в смысле результата мутация божьего промысла. Раз уж вас в одиннадцать вечера вдруг на генетику потянуло…
Беспрепятственно руля домой по пустому ночному городу, Мальцева думала, что, может, и бог с ней, с этой Еленой Александровной, воспылавшей вселенской любовью к ребёнку, рождённому Егоровой? Это же тоже в её, Елены Александровны, ДНК – так любить. При всём том мусоре, что у неё в голове понапихано, она вовсе не производит впечатление экзальтированной дуры, могущей от нечего делать участвовать в акциях «Помаши кормящей сиськой в супермаркете», «Спаси и бобра и дерево», «Растения тоже плачут! Хочешь быть добрым – ешь камни!» и прочей от нечего делать вскипающей ненадолго чепухе. Она не из тех, кто, наигравшись, бросит. Кажется, эта Елена Александровна способна тащить свой крест со всем присущим по-настоящему добрым людям достоинством. Ну и пусть. Пусть этому малышу будет сыто и тепло. Чёрт с ним! И с ней, этой блаженной учительницей математики. Не откажется к утру от своей идеи – Татьяна Георгиевна ей поможет. Потому что возникшее сейчас желание помочь идиотке в её идиотическом стремлении стать родной матерью недоношенному отказнику, родившемуся у наркоманки Егоровой от наркомана Тохи, – это тоже не Мальцева. Это бог. Бог, выглядывающий из хитросплетений её, Татьяны Георгиевны, двойной спирали ДНК.