Роддом. Сериал. Кадры 14–26
Шрифт:
– Ой, сейчас расплачусь над твоей бесцветной судьбинушкой! – съехидничала подруга. – Мне бы скинуть куда ту Светку и старого барбоса в придачу! Два вечных креста! – сказала Маргарита Андреевна, безумно обожавшая свою великовозрастную дочь-эгоистку и своего верного пса. – Кстати, после визита к тебе Светка стала поспокойнее. Что ты ей такого наговорила? [37]
– Да ничего особенного. Маргоша, ну отстань с расспросами, а? И не называй мою жизнь слишком уж яркой. А то я как поверю, что правда вся блещу и сверкаю, греха со мной не оберётесь! На самом-то деле один раз спьяну с интерном переспала да разок с Волковым в театр сходила. Всё, бля, не жизнь, а сундук магараджи, раскрытый в полдень на ярком
37
См. «Роддом. Сериал. Кадры 1—13».
Подруги рассмеялись.
– Единственное, что действительно интересно, так это то, что у сынишки Волкова недюжинный талант. Он это платьишко, что для меня без единой примерки буквально на глаз сшил, – оно реально идеально сидит. Это при том, что ты в курсе, какая я в одежде капризная и как я тряпки люблю. Мне угодить трудно.
– Да уж, знаем. Каждый сублимирует, как может.
– Так вот, в той ресторации, где мы с Волковым нежно ворковали, к нам присоединилась парочка его приятелей. При одном из приятелей была девица из таких, для которых тряпки не сублимация, а жизнь. Так вот эта девица, спокойно кинувшая на пол сумку стоимостью в годовую зарплату Панина, так и впилась в меня, где это я такое платье достала! Она, мол, из Монако погнала на Пятую авеню в Нью-Йорк, потому что ей сказали, что в тамошнем магазине её размер ещё остался – не достала! Потому что частный борт, видишь ли, через океан долго летит. Девица, могущая полететь из Европы в Америку только потому, что ей платья захотелось, не смогла отличить подделку, выполненную руками младшего Волкова, от оригинала! Это, знаешь ли… И – да! – он снял ему квартиру. И дал некоторые подъёмные. А уже вчера, после эпизода зависти от «Сумки Биркин», он и вовсе стал гордиться как ненормальный. И даже спросил у меня совета, чем ещё он может помочь сынишке…
– О! Он уже с тобой ребёнка обсуждает! Тань, это серьёзно!
– Ага! Маленького такого почти четвертьвекового ребёночка, – засмеялась Мальцева. – Куда уж серьёзнее.
– И что ты ему посоветовала?
– Посоветовала не просить у меня советов. И поинтересоваться у парня, не сошьёт ли он мне ещё парочку тряпок. Пока запал ещё есть меня благодарить. Он ему тут же позвонил. Тот с радостью орал в трубку, что для меня он сошьёт всё, что угодно, совершенно бесплатно, потому что я ему жизнь спасла!
– А ты чего?
– В воскресенье вечером изучала сайты самых дорогущих модельеров.
– Тань, ты снова тупишь. Я тебя спрашиваю: чего с Волковым? И куда теперь впишется Панин… или выпишется? И что с интерном?
– Да ничего, Марго. Отстань. Они что, матрёшки, чтобы их друг в друга «вписывать»? Пошли уже к попадье твоей. Третьи роды. И холодно, между прочим. Март, ёлки-палки. Где-то на Средиземном море уже мимоза цветёт и радостные феи в брендовых тряпках стучат каблучками по старинным мостовым. А мы с тобой…
– А мы с тобой повивальные бабки. Зато родину, сука, любим! Пошли!
Через час попадья Катя потребовала, чтобы её называли Екатериной Андреевной. Не вопрос. Стала метаться по коридору родильного зала и твердить: «Прости меня, белый свет! Прости меня, матушка сыра земля! Я по тебе ходила, много грехов творила: одну душу прости, а другую на свет пусти!» Тоже ладно, нехай бубнит.
– Екатерина Андреевна, вы же жена священнослужителя. Неужели вы полагаетесь на все эти суеверия? – спросила её Маргарита. Но роженица ей не ответила. А только ещё сильнее прижала сложенные руки к груди.
– Екатерина Андреевна! Катя, у вас что-то болит?
– Душа болит!
Спустя пару минут она потребовала от врача и среднего персонала, чтобы они отыскали ей счастливое место в сенях, в сарае или в гумне, распахнули все двери, отперли в сундуках замки, сдвинули с места столы и лавки, положили на землю пустой мешок. И немедленно отворили в церкви царские врата!
После чего шлёпнулась на пол.
– Преднизолон срочно! – схватившись
– Да ты чё?! – испуганно ахнула Марго.
– Сердце это у неё болит, а не душа. Мечется – двигательное возбуждение. Я тоже, дубина стоеросовая! Беленькая, аж синенькая – бледность и цианоз. «Душа болит» – ну ясен хрен, боли за грудиной. Вот надо же было спутанного состояния сознания дождаться, чтобы осенило! Давление какое?!
– Семьдесят на сорок.
– Коллапс!
– Измеряли каждый час – в норме было.
В родильный зал внёсся Святогорский. На сей раз без шуток-прибауток. Ибо ему как никому другому отлично было известно, что в случае эмболии околоплодными водами нередко наступает молниеносная смерть, а та треть, которой посчастливилось не скончаться сразу, погибает в течение первого часа после появления первых симптомов. При эмболии околоплодными водами развивается коагулопатия, начинается массивное маточное кровотечение…
– Места уколов кровят! – деловито констатировала анестезистка.
Ночь прошла под знаками кардиогенного и геморрагического шоков. Закончившихся ДВС-синдромом… Попадью Катю спасли только скорость и слаженность действий врачей. И то обстоятельство, что анестезиологом нынче дежурил Святогорский.
– Классика жанра! – сказал он под утро, разводя руками. Они с Мальцевой стояли в ОРИТ [38] главного корпуса, куда была переведена попадья. – «Сколько есть в роддоме». Конец цитаты. Академик Владимир Николаевич Серов [39] . Это я о глюкокортикоидах, Татьяна Георгиевна. Если вы позабыли. Сколько мы в эту Катю влили итого?
38
ОРИТ – отделение реанимации и интенсивной терапии.
39
В. Н. Серов, академик РАМН, профессор. Президент Российского общества акушеров-гинекологов.
– Литров пятнадцать. Или двадцать. Я ещё не все протоколы записала, не все бумажки приклеила.
– Ну, это тебе на неделю работы.
– Интерна посадила. Аркаша, она выживет? – устало спросила Мальцева.
– Ты будешь ржать, но гемодинамика стабильная. Отёка лёгких нет. И даже – тут уже вообще чудо, – время свёртывания почти нормальное. Подержим ещё немного на ИВЛ [40] – и жить будет. Что правда, наверное, заговорит по-китайски. После таких-то реанимационных мероприятий. Поп ейный, кстати, с понятиями. Стойко так вполне себя ведёт, говорит, сделайте всё, что можете, а на всё остальное воля божья. Не отрицает, короче, медицинской помощи. Раз, мол, она существует – реанимация и интенсивная терапия, – значит, и на то воля божья. Об экстракорпоральном оплодотворении и суррогатном материнстве с ним не поговорил, прости. Как-то не до теологических дискуссий было, да и момент, прямо скажем, не очень подходящий.
40
ИВЛ – искусственная вентиляция лёгких.
– Фуф! – шумно выдохнула Мальцева. – Раз ты пусть немного вяло, но уже иронизируешь, значит, всё в порядке.
– Да. Мы герои. Жаль, не могу сказать «как всегда». Смертность от эмболии околоплодными водами наступает в девяноста процентах случаев. Так что отбивайся от Панина здоровым поповичем и тем, что ты не способна диагностировать превышение маточного давления над давлением в межворсинчатом пространстве или же повреждения матки и плаценты, когда клиническое течение родов нормальное. Он всё равно пришьёт тебе недосмотр за анализами на свёртываемость крови в динамике и прошлёпанное изменение сократительной деятельности матки. Но главное – баба жива.