Родичи
Шрифт:
– Сколь должно быть мощно семя твое, – обратился чукча к предку. – Сколь выносливо оно, что через сотни мужчин было передано моей матери и взросло в ее чреве мной!.. Господи, – перекрестился Ягердышка, осознав вечность.
Он встал на колени перед древним охотником и подумал о том, что, вероятно, является единственным в мире человеком, встретившимся со своим прямым родственником, умершим четыре тысячи лет назад.
– Сколь сильно племя мое! – торжественно сказал Ягердышка, встал на ноги, снял с пращура меховую куртку, надев на него свою. – Теперь
Тем временем дымок от костра достиг пожарных сенсоров, сработала сигнализация, и с потолка полилась вода.
– Дождь! – возрадовался чукча, укрывая собой тлеющий костерок. – Весна наступила!!! Скоро олень большой придет, скоро щокура ловить станем!..
Вместе с предком они сидели у кострища, как и четыре тысячи лет назад. Какая-то генная память сработала в мозгу Ягердышки! Понимание причастности к истории земли взрастило в груди маленького чукчи чувство гордости за то, что он человек, за то, что в нем жизнь тысяч предвестников его жизни! И тотчас огромная ответственность легла на его плечи! Он осознал, что и сам должен передать свое семя в будущее эстафетной палочкой!
– Мне надо домой! – прошептал он предку. – К жене своей, Укле!
На этих словах его взяла полиция, приставив огромный «кольт» к его маленькой голове. Сделали больно, когда надевали наручники. Запястья Ягердышки оказались столь тоненькими, а ладошки такими маленькими, что наручники оказались бессмысленными, лишь кожу покорябали, а потом на пол свалились.
Связали поджигателя ремнями и кавалькадой воющих машин доставили в тюрьму, где уже поджидал жирный Тромсе с заспанными глазами.
– Завтра тебя судить станут! – предупредил адвокат.
– За что? – искренне удивился Ягердышка.
– Я же говорыл, что он нэнормалный! – обратился ко всем присутствующим мистер Тромсе. – Принадлежит к слаборазвитым народам, которых споили коммунисты!
– Я – нормальный! – вскричал чукча, еще причастный всеми чувствами к великому. – В стеклянном ящике родственник мой!
Тромсе развел перед полицейскими руки.
Ягердышку заперли в одиночную камеру, где он всю ночь напролет смотрел сквозь окно на ночное небо, пытаясь отыскать Полярную звезду. Но чукотский рай взошел как раз с другой стороны от тюрьмы.
На следующее утро поджигателя привезли в суд и усадили в клетку. Через три минуты появилась чернокожая судья в белых буклях парика и покашляла в кулачок.
– Monkey! – воскликнул Ягердышка, увидев свою старую знакомую. – Обезьянка!
В зал вошел адвокат Тромсе в сопровождении мистера Абрахама:
– Он невменяем! Прошу не считать это высказывание оскорблением!..
Далее пошли вопросы судьи-monkey, почему невменяем, где медицинское заключение, не расист ли мистер Ягердышка?..
Тромсе старался изо всех сил, защищая мужа своей соплеменницы. В ход шли различные аргументы о малочисленности народа, который представляет подсудимый, о тяготах, которые пережил на
Абрахам, имеющий научную степень, подтверждал все вышесказанное адвокатом как свидетель и одновременно работодатель и добавлял о несомненной лояльности Ягердышки к Соединенным Штатам Америки.
Судья поглядела в какие-то бумажки и сообщила, что подсудимый лишь несколько недель назад получил разрешение жить и работать на американской земле, но не оценил такой чести и будет депортирован восвояси.
Обезьянка стукнула молоточком.
– Вышлют тебя! – сообщил Ягердышке Тромсе. – Домой поедешь!
– Это не моя земля?! – вскричал Ягердышка, вскочив с лавки. – Моя! Моя!.. Здесь нашли моего предка, и выгнать меня с этой земли несправедливо!
– Лицо чукчи раскраснелось, а глаза наполнились слезами. – Если это не моя земля, то чья же? – И поглядел на чернокожую судью с укором, считая ее уже не союзницей, как раньше, а врагом. – Ваша земля это? Тысячи лет по этим местам ходили предки мои, охотились и любили, рожали и воспитывали детей, но пальм с кокосовыми орехами отродясь не видывали! Так это ваша земля?!!
В судебном зале сидел скучающий журналист из Вашингтона, ожидающий следующего процесса по обвинению некоего мистера К. в двойном убийстве. Журналист был с перепоя и страдал похмельем. Ему было омерзительно скучно, но когда он услышал речь чукчи о «земле», то почти пропитое до конца сознание подсказало работнику пера, что пахнет сенсацией. С этого момента мозг журналиста заработал, как компьютер, и выдал заголовок первой статьи; «Маленького человека выгоняют с земли, по которой ходили его предки!» Смысл статьи виделся в том, что не только индейцы притесняются в самой демократичной стране мира, но и малые северные народы!..
– Депортация в течение сорока дней! – уточнила обезьянка и опять шлепнула молоточком. – Содержание под стражей. Залог – семьдесят пять тысяч долларов!
– Подавайте апелляцию! – прошептал журналист, подобравшись к адвокату Тромсе.
– Какой смысл? – отмахнулся эскимос. – Его все равно вышлют!
– Выслать-то вышлют, но резонанс у дела будет огромный! Так что луч славы и вас коснется!
– Вы так думаете? – Глаза жирного Тромсе засверкали, и он тотчас представил себя жителем большого пентхауза в центре Манхэттена.
– Обещаю!
Ягердышка, обливаясь слезами, продолжал что-то кричать, но здоровенные охранники уже тащили его к выходу, где ждала тюремная машина.
Его поместили в ту же камеру, а на следующее утро вместе с завтраком принесли газету «Вашингтон пост», в которой на первой странице красовалась нарисованная в цвете рыдающая физиономия чукчи, обезьянье личико судьи и гордый лик адвоката Тромсе!..
Журналист, как и обещал, изобрел сенсацию. Страна подхватила полемику, Ягердышка в течение тридцати дней был маленькой знаменитостью, но оставался в тюрьме, пока газеты наперебой клеймили власти и судебную систему как несовершенную и карательную.