Родина белых медведей
Шрифт:
В связи с тем, что кайры не устраивают гнезд в полном смысле этого слова и выводят птенцов на каменных кручах, яйца этих птиц обладают необычными особенностями. Скорлупа их очень прочна, но толщина ее в разных местах неодинакова и наиболее велика там, где яйцо соприкасается с камнем.
Интересно, что скорлупа кайровых яиц бывает гораздо толще, если птицы гнездятся на карнизах скал, имеющих шероховатую, грубозернистую поверхность. Например, на Новой Земле она, как правило, вдвое толще, чем на Мурманском побережье, где гранитные карнизы базаров отполированы ледником, гладки и нередко покрыты слоем торфа. Вполне возможно, что такие различия в толщине скорлупы (которая, по-видимому, служит и теплоизоляцией) обусловлены и разницей в летних температурах на Новой Земле и на Мурмане.
Яйцо кайры имеет необычную, грушевидную форму и по этой причине сравнительно редко скатывается с карниза и разбивается. Разумеется, при толчках кайровое яйцо не всегда ведет себя, как волчок, и вовсе не вращается на одном месте вокруг своей оси (такое суждение нередко высказывается в популярной литературе). Яйца все-таки падают со скал. Но при этом можно заметить определенную закономерность: они чаще скатываются в начале насиживания, чем в конце. Оказывается, по мере развития зародыша центр тяжести постепенно перемещается к острому концу яйца: зародыш использует питательные вещества, и в тупом конце яйца увеличивается так называемая воздушная камера. Тупой конец яйца поднимается, уменьшается радиус окружности, описываемой им при толчке, а, следовательно, меньше становится и вероятность скатывания яйца. В этом заключается определенный биологический смысл, ибо в конце насиживания птицы уже не могут возобновлять утерянные кладки.
При открытом и массовом гнездовании пернатых яйца их неизбежно бывают перепачканы пометом. Дыхание зародышей в таких условиях затрудняется, и будущих птенцов выручают лишь многочисленные и необычно крупные поры, пронизывающие скорлупу кайровых яиц.
Поскольку речь идет о кайрах и их приспособлениях к жизни в арктических условиях, нельзя не вспомнить еще об одной особенности этих птиц — нетребовательности по отношению к свету. Летом они не отдают предпочтения какой-либо части суток и одинаково деятельны и днем и ночью. Надо полагать, что таким же образом они ведут себя и полярной зимой (большинство их зимует в Арктике вблизи кромки льда или на отдельных полыньях), легко примиряясь с отсутствием света. Остается, впрочем, непонятным: как им удается ловить подвижную добычу — рыбу, ракообразных — в почти абсолютной темноте? Возможно, что, как и арктические тюлени, кайры имеют особое «чувство добычи» либо ориентируются по слабому фосфорическому свечению движущихся организмов.
Естественно, что громадные скопления морских птиц оказывают заметное воздействие на окружающую природу, на обитающих вблизи животных и на растительный покров.
По приблизительным подсчетам, одни лишь кайры за четыре месяца вылавливают у западных берегов Новой Земли более двадцати пяти тысяч тонн различных морских организмов. По еще более приблизительным подсчетам, количество морских птиц, населяющих все птичьи базары советской Арктики, достигает четырех миллионов особей, а вес поедаемых ими за лето кормов может превышать двести тысяч тонн. Большинство этих морских птиц кормится рыбой и, в общем, поедает ее немало. Однако воздержимся от поспешных выводов и не будем пока считать пернатых серьезными конкурентами человека. Общие запасы рыбы в морях, в том числе арктических, не подсчитаны; кроме того, добычей кайрам, чистикам, моевкам чаще служат малоценные виды рыб, и главным образом крошечная полярная треска — сайка, до сих пор почти не привлекающая внимания рыбаков.
Гнездящиеся в колониях массы птиц обильно «удобряют» прибрежные воды своим пометом, вносят в море минеральные соли, микроэлементы, вызывая тем самым усиленное развитие здесь органической жизни. Таким образом, птицы в какой-то мере сами «обеспечивают» себя кормом. «Удобряют» они, конечно, и берега, отчего здесь образуются более тучные по сравнению с соседними участками почвы. Не удивительно поэтому, что у подножий и в окрестностях птичьих базаров появляется необычно пышная и своеобразная растительность. Здесь растут злаки, камнеломки и другие травы, причем в таких местах растения начинают зеленеть раньше и вегетируют дольше (при разложении птичьего помета выделяется тепло). Потому-то к птичьим базарам тяготеют, достигая здесь особенно большой численности, лемминги и некоторые зерноядные птицы (в том числе пуночки), в свою очередь привлекающие сюда песцов и других хищников.
Птичьи базары и их обитатели, особенно кайры (Существует два вида этих птиц. В Арктике распространен преимущественно один из них — толстоклювая кайра), издавна служили объектом специального промысла. Заготавливались яйца и мясо, перо и пух, иногда также шкурки птиц. Например, на Новой Земле русские поморы начали использовать запасы птиц уже в XV–XVI вв. В XIX в., а тем более в нынешнем столетии промысел здесь достиг особенно больших размеров. В иные годы на базарах заготавливались десятки и сотни тысяч яиц, тысячи самих птиц, и стоимость всей этой добычи составляла примерно четверть стоимости всей вывезенной с Новой Земли продукции.
Яйца кайр вполне съедобны, по размеру и весу примерно вдвое превышают куриные и, что особенно важно, значительно богаче куриных витамином А. Многие годы население ближайших к Новой Земле городов и поселков употребляло их в пищу (сейчас здесь получило развитие домашнее птицеводство, и кайровые яйца сюда давно уже не завозятся). Тем более охотно употребляли яйца кайр сами полярники, живущие на арктических островах охотники и рыбаки. Время от времени яйца кайр собирали для своих нужд и жители острова Врангеля. Здесь даже был разработан способ предохранения яиц от порчи: чукчи и эскимосы зарывали их с этой целью в песок на прибрежных косах.
Сама кайра весит около килограмма, но мясо ее, довольно грубое, жесткое и к тому же обладающее заметным привкусом ворвани, не назовешь деликатесом. Кайры чаще заготавливались лишь как корм для ездовых собак или для наживки песцовых ловушек. Кое-где местные жители собирали яйца бургомистров и моевок, охотились на чистиков. Предпринимались даже попытки использовать яйца морских птиц как сырье для мыловаренного производства и разрабатывать скапливающиеся кое-где у подножий птичьих базаров залежи гуано, но эти направления промысла развития не получили.
Но все это было в прошлом. В последние годы птичьи базары в советской Арктике охраняются и пользуются вниманием уже не сборщиков яиц и охотников, а натуралистов.
Мы жили среди гусей, постоянно видели вокруг множество птиц, даже сами едва ли не стали членами этого сообщества, но как-то недооценивали общие масштабы гнездовья. Когда вездеход уже приближался к базе и поднялся на последний перевал, грандиозность открывшейся панорамы меня поразила. «Общежитие» заполняло громадную долину и со всех сторон упиралось в горные хребты (как выяснилось из наших подсчетов, площадь гнездовья составляла в тот год около ста квадратных километров). С перевала оно казалось безбрежным озером, поверхность которого рябили крылья тысяч перелетавших гусей. Лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что густота колоний не везде одинакова: самые плотные поселения располагались на участках, раньше других освободившихся от снега, и белые пятна от скоплений птиц перемежались с зеленеющими пустотами.
Лето было в разгаре, и, казалось, прилет пернатых на остров давно уже закончился. Тем не менее, в начале июля в небе стали появляться новые стаи гусей. Это прилетели черные казарки. Так же как и белые гуси, они размножаются только в высоких широтах Арктики. Гнездились казарки и на острове, хотя не образовывали больших колоний. Несколько их гнезд располагалось вблизи лагеря, и я навещал их довольно часто. Яйца в них давно лежали на пуховых подушках, а значит, наседки уже были заняты насиживанием. Дикие гуси обычно начинают размножаться только на третий год жизни, значит, теперь летели неполовозрелые птицы, проводящие здесь лишь сезон линьки. Их «погодки» — неполовозрелые белые гуси также держались на острове, но прилетали сюда гораздо раньше.