Родина против бесов
Шрифт:
Московская организация «Родины» так и не стала дееспособной. Планирование московской конференции в ноябре 2004 года предполагало выборы нового руководства. Накануне конференции Олег Денисов через местные отделения принял в партию около 600 человек. Тем самым по квоте он мог привести на конференцию несколько десятков своих сторонников и обеспечить голосование по собственному сценарию. Но его остановили конкуренты. Начали проверять собранные заявления и обнаружили там множество фальшивок. Скоков был в ярости, говорил что это шантаж студенческой массовки, которая партией заниматься не собирается. В результате Президиум сформировал комиссию по разбирательству дела и приостановил полномочия руководства организации, а конференцию
Формально оказавшись в московском политсовете, я скоро решил, что участвовать в бесполезных препирательствах мне ни к чему. Были дела поважнее. К выборам в Москве в 2005 году Рогозин планировал провести конференцию и поставить меня во главе организации и во главе списка. Но потом эта идея показалась слишком экстравагантной, и московская организация фактически в выборах участия не принимала. За нее старались политтехнологи и нанятая массовка. Что также было грубой ошибкой, оттолкнувшей от организации тех, кто ей симпатизировал.
Это всего лишь малая часть тех несуразиц, к которым приводила бюрократизация партии. Их было значительно больше, чем известно мне лично. В результате на очень позитивное восприятие федеральных лидеров партии накладывалось региональное неприятие местных вождей «Родины». Что и обусловило невысокие результаты партии в местных избирательных кампаниях. Все мои обращения к руководству партии (даже письменные!) по поводу провальной политики в регионах были проигнорированы и даже никогда не обсуждались.
Тяжким бременем для партии «Родина» первый год ее существования было наследие Партии российских регионов. Партия, сохраненная Скоковым, дала «Родине» статус юридического лица. Но вместе с этим от ПРР были унаследованы фиктивные региональные структуры, управлявшиеся номинальными лидерами, завербованными по сходной цене из студентов. По завершении учебы в своих институтах эти люди, бывало, исчезали бесследно вместе с выделенными им «корочками» помощников депутатов. Лишь небольшая часть показала свою способность работать в реально действующих региональных структурах.
Негативным фактором в течение всего времени существования «Родины» было выхолащивание идеологических документов, в которых Скоков старался сформулировать не идеологию, а «мессидж» в адрес власти. Вместо творческой работы происходило коллективное «вылизывание» первоначально очень сырых тезисов. Это была крайне непродуктивная работа целой группы, которая правила текст со слуха и обменивалась мнениями не столько по содержанию, сколько по грамматическим формам. В целом документы выходили сносными (в частности, меня радовало, что в них не было никаких слов о «левизне» или «социалистическом выборе», которые делали бы мое членство в партии невозможным), но дальше папок делегатов конференций они не распространялись.
Объяснение своему стилю партийной деятельности Скоков однажды дал: «Вы не представляете, что такое десять лет жить на полулегальном положении». Действительно, с 1995 года Юрий Владимирович, будучи ранее одной из крупных политических фигур, фактически не мог появляться в публичной политике. Правда, как мне представляется, с некоторых пор он мучил себя самообманом, больше играл в подполье и теневые политические соглашения, чем был вынужден это делать под давлением со стороны Кремля или имел возможностей для того, чтобы класть на стол высшим должностным лицам свои разработки. Зато он очень гордился тем, что некоторые такие разработки Кремль брал на вооружение и использовал в официальных президентских посланиях. Мне было непонятно, какая от этого польза – сдавать политическому противнику свои программы, не получая в итоге даже минимального изменения курса.
Существенную роль в бюрократизации «Родины» сыграл тот факт, кто партии не дано было создать собственную партийную газету. Разговоры об этом велись постоянно, но Скоков и Бабаков оставались противниками партийной печати, не желая вести с партийным активом открытой дискуссии, предпочитая отдавать распоряжения на места, а не утверждать свое лидерство аргументами. Местные газеты партийные организации создавали, и делали их на высоком уровне. Причем уровень региональных изданий был выше, чем столичных. Более того, созданные под руководством Скокова и Бабакова агитационные брошюры были совершенно нечитабельны и не обладали пропагандистским эффектом. Их распространение, скажем, на выборах в Москве 2005 года было массовым, но не дало никакого результата.
Одно время в качестве партийной газеты пытались использовать «Завтра». Но своеобразный авторский стиль главного редактора Александра Проханова, который после выборов подружился с Дмитрием Рогозиным и получал от партии поддержку в издании газеты, имел ничтожную аудиторию. У «родинцев» постоянно спрашивали: а где же газета «Родины»? Ее не было. Вместо «Родины» подсовывали «Завтра».
Листовки «Родины» – просто слезы! Кто-то из «технологов» Бабакова или Скокова решил, что листовка – это материал для расклейки на заборах. При этом обилие текста не позволяло ее читать. Тексты были заунывны и никакого мобилизующего эффекта не давали. Листовки не годились и в качестве мини-газеты для раздачи. В них презентировалась не партия, а какие-то социальные инициативы, оторванные от вопросов, которые интересовали людей. Занятно, что на наших листовках не было ни телефона, ни адреса, ни электронной почты для обращений граждан. Мол, не нужна нам «обратная связь» и добровольцы в помощь!
Колченогость наших идеологических текстов была очевидна. Она заложена в способе их создания и возникала от недоверия к авторской образности, которая всегда изгоняется из бюрократических воззваний. Усилиями Скокова была выброшена разработанная к съезду 2004 года идеология. Мне было предложено срочно (запланированная работа не была сделана в срок, а Съезд был на носу) интегрировать большое количество разнородных текстов. За основу я взял тексты Михаила Делягина и Виктора Аксючица. Их надо было срастить, разбить на логические части, дополнить отдельными «отраслевыми» разработками из других документов и заполнить лакуны. Выполняя пожелания Скокова по доработке программы партии, я просидел, не разгибая спины, трое суток у компьютера. Был создан документ объемом в сотню страниц. За неделю до съезда он мог быть размножен и роздан делегатам для обсуждения. Но Скоков, увидев толстую пачку бумаги, тут же отложил материал в сторону, сказав, что он слишком объемен и «тут много назиданий». Последнее касалось фрагментов из материалов Аксючица, которые я широко использовал для программы. Перечить Скокову я не стал, хотя очень хотелось. «Хозяин – барин», – сказал я ему, и тем завоевал сердце старого бюрократа. Но в подарок мне было участие в затяжных коллективных правках и переправках Манифеста и Политического заявления, от которых только болела голова. Политзаявление я писал дважды с чистого листа. А потом мы часами сидели во главе со Скоковым (Аксючиц, Денисов, Султанов и я).
С этой писаниной я измучился капитально. И дал себе обещание никогда не предпринимать таких идеологических усилий, которые ценятся столь низко, и результаты которых с такой легкостью отбрасываются. Впрочем, я мог бы дать это обещание гораздо раньше, вспоминая, как Скоков поступил с Манифестом КРО. Надежды на то, что со временем человек меняется, чаще всего оказываются ложными.
Брошюру Дмитрия Рогозина «Мы вернем себе Россию» (2003), которая включала многие мои рекомендации, я считал замечательным идеологическим произведением. Но после избирательной кампании она так и не была издана повторно. Вместо нее возникали тексты неизвестного авторства, забитые в скучнейшие брошюрки ядовито-желтого цвета. Это был совершеннейший мусор. Сколько я ни обращал на это внимания, никто из руководителей партии в это не верил. Некоторые усилия Рогозина, вылившиеся в тексты, названные «Антиолигарх» и «Экономическая война», были изданы в партийных брошюрах, но в массовом количестве так и не издавались. Да и были, честно говоря, не вполне доработаны.