Родина
Шрифт:
— Я тоже. Как знать, может быть в сорок шестом году вот в такой же погожий сентябрьский денек в Кленовом доле будут происходить массовые посадки молодого леса?
— Вашими устами, Дмитрий Никитич, да мед пить!
— Мы посадим, конечно, многолетние деревья, — сказала Соня. — До войны, когда я с папой была в Москве, мы видели на Кремлевской набережной чудную тенистую аллею. Москвичи нам рассказывали, что тридцатилетние липы прекрасно прижились…
— Известно, известно! — ласково подтвердил Соколов. —
Соня тоже схватилась за пыльный куст чертополоха, потянула, но только содрала несколько колючек.
— Ого, как крепко сидит в земле!
— Ну-ка, попробуем общими усилиями, Соня! — предложил Пластунов..
Через несколько минут Соня весело пошутила:
— Дмитрий Никитич! Сколько же мы с вами зла из земли вырвали!
— Хорошо сказано. Не потому ли также, Соня, ваше настроение, как я вижу, изменилось к лучшему? — и Пластунов ласково-заговорщически посмотрел на девушку.
«Какой он добрый!» — растроганно подумала Соня и, скрывая смущение, воскликнула:
— А сколько здесь этих милых самосевов!
— Да, да Соня, — сказал, подойдя ближе, Соколов. — Раздвиньте-ка вашими нежными ручками эти травы…
— Раздвигаю, Владимир Николаич!.. Ой, да тут есть и совсем ма-аленькие… смотрите!.. Нет, нет, я осторожно их трогаю. Но, может быть, трава мешает им расти?
— Напротив, голубчик, трава даже служит им защитой. Вот мы напустим сюда школьников, пусть-ка они займутся сорняками. А вы подите вымойте руки вон там, в ручейке…
— А руки у нас с вами, Дмитрий Никитич, совсем зеленые, как у русалок или у водяных! — весело сказала Соня.
— А вам случалось видеть русалок, Соня?
— В сказках!
Соня и Пластунов, стоя на коленях над широким ручьем, мыли руки в студеной хрустальной воде. В ее бегучей, звонкой струе дрожали, сливались и опять рассеивались отражения лиц Пластунова и Сони.
— У меня руки уже ноют от холода!.. А у вас, Дмитрий Никитич?
— Нет, я еще терплю, — смеясь отвечал Пластунов, вглядываясь в светлые пятна отражений, — глаза Сони, казалось, улыбались ему из хрустальной, зыбкой глуби лесного ручья.
— Смотрите! — вскакивая на ноги, звонко засмеялась Соня. — Ну разве это не сказка? Будто для того, чтобы мы могли здесь посидеть и отдохнуть, сохранились эти клены!
Несколько старых деревьев стояли в низинке вблизи ручья, гордо раскинув широкие навесы охваченной осенним пламенем листвы.
— Милые клены, чудные мои клены! — вскинув голову, сказала Соня. — Вы не останетесь здесь одни, только погодите немножко — и всюду, всюду здесь будут расти ваши братья, новые клены, которые мы посадим! Верьте
— Посмели бы клены не поверить после такого заклинания! — усмехнулся Соколов. — Ничего, Соня, не смущайтесь: производить заклинания чистейшей правдой мы не только разрешаем вам, но даже приветствуем!
— Словом, колдуйте на здоровье, Соня! — поддержал Пластунов, и его карие глаза опять улыбнулись Соне.
— А вы думаете, что я только «колдую»? Что это просто слова? — Соня вдруг громко и возбужденно заговорила и осмелевшим взглядом посмотрела на своих спутников. — Мы придем сюда раньше сорок шестого года… мы, молодежь! Я не могу себе представить жизни без нашего зеленого пояса, без Кленового дола!.. Мы придем сюда весной, будущей же весной, вот увидите!
— Я абсолютно уверен в этом, — серьезно сказал Пластунов, украдкой любуясь ее разгоревшимся лицом.
— Вот она, молодость-то, Дмитрий Никитич! — ласково вздохнул Соколов и добавил, крепко пожимая руку девушки: — Полностью можете рассчитывать на всяческую помощь с моей стороны, Соня!
В городе Соколов простился со своими спутниками. Соня осталась одна с Пластуновым.
— Дмитрий Никитич! — вдруг заявила она. — Я хочу исполнить свое обещание!
— Какое?
— Ах, вы уже забыли, забы-ли! — насмешливо укоряла она. — Ведь я же обещала вам сыграть!
— Да, да! — испуганно спохватился Пластунов. — Я буду счастлив, если вы будете играть для меня.
Дома у Челищевых оказалась только няня. Соня познакомила ее с Пластуновым.
— Слышала, батюшка, о вас, слышала! — по-старинному низко поклонилась Пластунову няня. — Сонечка наша вчера о вас уж так-то душевно рассказывала! Спасибо вам, что помогали ей, спасибо!
Пластунов сидел у окна, как раз против рояля, поставленного в глубине комнаты, ближе к двери, Соня сидела у рояля, лицом к свету. Этот золотой предвечерний свет погожей осени будто льнул к ней, сияя в ее распушившихся волосах, в глазах, бросая нежные блики на лоб, щеки, шею. Пластунов, смотрел на Соню и, как чудесное открытие, отмечал про себя смену выражений ее подвижного, порозовевшего от ходьбы лица. Комната без занавесей, с грубо побеленными стенами казалась сейчас Пластунову праздничной, уютной.
— Хотите, я сыграю отрывок из Первой симфонии Чайковского? — с детски-радостной готовностью спрашивала Соня. — Только не ругайте, что инструмент расстроился…
Она заиграла и, забывшись, стала напевать про себя.
— Ах! Что я делаю? — спохватилась она, закрыв лицо руками.
— Нет, нет… Прошу вас, Соня: продолжайте.
— Ну… если вам это нравится… — и Соня стала напевать громче.
У нее был небольшой, но приятный и верный голосок, который сливался с мягким и густым звучанием рояля.