Родина
Шрифт:
— Ты чего тут притащил? Что за самодеятельность? Вольнонаёмный Укасов!
Кошечкин взревел.
'Настоящий… подполковник!'
Макс успел выяснить звание своего нового (тьфу, ты!) куратора и непосредственного начальника.
— Я!
— Головка от …
Кошечкин вспомнил, что он всё же не в казарме и сбавил тон.
— Максим, ну что за… всё же просчитано. Груз расписан на полгода вперёд, а тут, — он поднёс к глазам листок. — 'Акварельные краски, сто комплектов, Масляные краски, двести…'. Это что за … трах-тара-рах? 'Пианино, одна
Было заметно, что ему очень хочется выматериться.
Максим сидел в своём изоляторе и закипал.
— Ты!
Голос сорвался на фальцет.
— Ты! Ты ИХ видел? Как я мог им отказать? Этим мамочкам, которым для их детей нужны такие лекарства, каких там нет! Или…
— Молчать! Подбери слюни — смотреть на тебя тошно. Мы подписали Договор. Ты работаешь на меня! Ясно? Мы подняли сохранившиеся данные медицинских наблюдений. Без особого вреда для здоровья ты можешь перебрасывать раз в пять дней около двух тонн грузов. С препаратами серии 'А'…
Макса скрутило. Тело отреагировало само собой.
'Только не это!'
… ты можешь больше. Контрактные поставки скомплектованы. Ты, — Подпол помахал кипой бумаг, привезённых Максимом, — ради этого готов ОПЯТЬ? Не слышу!
— Нет. НЕТ! Не готов.
Весь запал у Ходока куда-то делся. Кошечкин тоже выдохся и упал на стул со своей стороны окна.
— Ты пойми, — прохладное стекло приятно холодило лоб, — ты пойми. И письма эти я не имею права никуда отправить. И на остальные заказы времени нет. Мне очень жаль. Отгулял два месяца в отпуске, пожил на природе. Всё, уважаемый, пора работать.
Почти два месяца назад, когда Максим сам принял стратегическое решение жить на Родине, они договорились о том, что пустырь и промзону, через подставных лиц купит контора и заведёт там вполне легальный бизнес, заодно переправляя на Родину нужные поселенцам вещи. Максим должен был приходить на свою 'чистую' половину, забирать груз и идти назад. Домой. Так что, при необходимости шесть раз в месяц 'ходить', исполняя график грузоперевозок, возможности вырваться в большой мир у Максима не было. Потому как карантин.
'Блин!'
Вспомнился тропический остров. Море, песок, пальмы. Вспомнилась загорелая и стройная девчонка-нимфоманка.
'Интересно, они там ещё живы?'
Макс закряхтел.
— Кошечкин. А медсестричек или горничных у вас тут нет?
Куратор оторвал лоб от стекла.
— У меня тут сорок два бойца охраны, экспедитор, электрик и шесть грузчиков. Выбирай.
Несмотря на жестокий облом с самодеятельностью, Макс не смирился. Он сгрёб все газеты и журналы со столика в его комнате, запихал в свою сумку моток туалетной бумаги из санузла. Туда же пошло мыло и новенькая зубная щётка.
'Ничё, не разоритесь. Новые купите'
Простыня и тонкое шерстяное одеяло превратилось в скатку и пристроилось, как и полагается, через плечо. Выкрученные лампочки вместе с демонтированными
Иван Иваныч, одетый в костюм биологической защиты, долго ржал, глядя на Ходока, с ног до головы обвешанного разными котомками и авоськами, но потом хлопнул его по плечу и повёл Макса в новенький ангар на заднем дворе. Ангар был мелкий — метра четыре в ширину и столько же в высоту. Зато длиной — метров шестьдесят. Пол был закатан асфальтом. Под сводом потолка висел ряд ламп. Подпол показал на перспективу.
'Ехай туды'
— Понял?
— Понял. — В промёрзшем помещении хлопками включились лампы. — Это чё за…?
Максим остановился — перед ним стоял странный уродец о четырёх колёсах. Маленький кургузый грузовичок. Колёса у него были мелкие, как у запорожца, а кузов был два метра в длину и всего метр в ширину.
— Знакомься! Номер первый!
Кошечкин хлопнул перчаткой по крашеному белой краской металлу кузова. Кузов прогнулся и с жестяным звуком встал на место.
— Нормальный аппарат. Фуйня называется.
— А?
— Грузовичок однотонка. Китайский. Фуй Муй… как-то… не помню если честно. Здесь на АЗТМе договорились, загнали им партию — вот они и изгаляются.
— А это чего?
За двухместной кабинкой, занимая без малого треть куцего кузова, стоял грубо сваренный, грубо отшлифованный и грубо покрашенный параллелепипед. Воняла эта конструкция чем-то неуловимо знакомым. Из далёкого детства.
— Движок это. На дровах работает.
— На дровах?! — Авоська выпала из руки. — Как я на ЭТОМ ездить буду?
— Да не грузись ты. Туда тебе только тронуться, а дальше не твои заботы. Обратно на велосипеде. — Кошечкин показал на притороченный к заднему бамперу складной велосипед.
— Тоже китайский?
Иван вздохнул.
— Ну канешна. Десять таких уродцев тебя ждут. Сначала их попробуем, потом десять электромобилей отправим. Пусть ребята сами решают, что для них лучше.
Как потом выяснил Максим, в остаток кузова влезало килограмм девятьсот. При этом сама машинка садилась так низко, что колёса регулярно шоркали об арку. Но делать было нечего. Максим спокойно уселся в крошечную кабинку. С мрачным удовольствием подумал о том, что немаленькие мужики на той стороне быстро раскурочат эту конуру и завёл двигатель.
В уши привычно влипли наушники. Макс замер. Потом посмотрел на себя в зеркало.
'Это не я. Я был на Витаре. Была тёплая осень и я пел. Потому что — любил'
Рука сама вывернула ключ из замка зажигания.
— А сейчас я никого не люблю. И песен я тоже… не пою. Кошечкин, ну его нахрен это пиво. Принеси водки.
Глава 9
Прикладная политэкономия
Дубровка
Март 14 г.