Родишься только раз
Шрифт:
Предисловие
В этой книге словенская писательница Бранка Юрца рассказывает о своем детстве. Ее невыдуманная повесть не менее увлекательна, чем иные «захватывающие» приключения — так много интересного узнаешь из нее о самой героине, о ее семье, о времени и стране, в которых она росла. Родина Бранки Юрцы, Словения, ныне — одна из пяти республик, входящих в состав Социалистической Федеративной Республики Югославии. Это необычайно красивая гористая страна. Изумрудные луга, лесистые холмы, величественные светло-серые альпийские вершины, окутанные голубой дымкой. Знакомые всем по учебнику географии карстовые явления получили свое название от здешних мест, от плоскогорья Крас, тянущегося вдоль теплого Адриатического моря («карст» — это германизированная форма слова «Крас»). До того как в 1918 году Словения стала частью Югославии, она тысячу лет находилась под властью Австрийской монархии. Вопреки всем стараниям иноземных поработителей, словенский народ — а это один из самых малочисленных
Из книги Бранки Юрцы, действие которой развертывается в период между двумя мировыми войнами, ты, читатель, узнаешь о деревенских людях Словенского Приморья, где родилась писательница, о жителях рабочей окраины крупного города Марибора, в котором она росла и училась. Прочтя историю детства Бранки, ее первых школьных лет, ты, наверно, захочешь узнать, что было дальше, что получилось из этого бодрого, деятельного, полного отваги маленького существа с недюжинной волей и верой в свои силы. А дальше было вот что. Бранка поступила в учительскую семинарию. Но не только науки, преподаваемые будущим учителям, интересовали ее. Ее занимала окружающая жизнь, ей хотелось понять, отчего так трудно живется обитателям рабочих кварталов Марибора.
В то время, в начале 30-х годов, в Европе свирепствовал экономический кризис. Закрывались предприятия, тысячи рабочих и служащих оказывались без куска хлеба и без крова. Из тех, кто еще работал, хозяева выжимали последние силы.
В эти годы в Югославии начало расти революционное движение, которым из подполья руководила Коммунистическая партия. Она стремилась помочь народу разобраться в причинах его бедствий, указать пути революционной борьбы против несправедливого общественного порядка. В этой работе особенно активно помогала партии учащаяся молодежь. Взялась за эту работу и Бранка. Она стала руководителем марксистского кружка в учительской семинарии, организовывала лекции и дискуссии на политические темы в рабочем просветительском обществе «Свобода», расклеивала вместе со своими товарищами полулегальную газету «Людска правица», распространяла среди рабочих партийные издания, устраивала маевки и экскурсии. Полгода ей посчастливилось проучиться в университете. И здесь она не бросила революционной работы — она была членом марксистского общества, размножала на шапирографе пропагандистские материалы и тайно отвозила их на одно из самых крупных предприятий страны — Есеницкий металлургический завод.
Лишь на четвертый год после окончания учебы Бранке удалось получить место учительницы. Это было за два года до начала войны. К этому времени Бранка уже написала свои первые произведения. И вот в марте 1941 года война пришла в Югославию. Словения была оккупирована немецкими и итальянскими фашистами. Бранка стала подпольщицей, членом организации «Освободительный фронт». Ей был поручен сбор теплых вещей и перевязочного материала для партизан, она стала связной при руководстве Освободительного фронта. В трудные дни весны 1942 года Бранка вступила в коммунистическую партию. Через несколько месяцев ее арестовали и отправили в концлагерь Гонарс, в Северной Италии. В лагере был голод, люди умирали. Бранка была одной из тех, кто призывал заключенных протестовать против лагерного режима. В 1943 году фашистская Италия сложила оружие, и заключенные Гонарса получили свободу. Бранка вернулась в Словению, где гитлеровцы продолжали ожесточенную борьбу с партизанами. Бранка снова стала связной в оккупированной Любляне. В сумочке с двойным дном она на глазах у гитлеровцев проносила тексты сообщений нашего, московского, радио и радио союзников. Она организовывала женские демонстрации, требовавшие освобождения политических заключенных, — демонстрации, в которых участвовало по две, по пять тысяч человек. Во время одной из них — это было на кладбище, демонстранты пели над могилами людей, замученных оккупантами, песню русских революционеров «Вы жертвою пали…», — Бранку арестовали во второй раз и отправили в страшный лагерь Равенсбрюк, где она пробыла до конца войны. Там она работала вместе с женщинами разных национальностей на пропеллерном заводе, они организовали саботаж: выпускали бракованные подшипники. И в Гонарсе, и в Равенсбрюке голодные, измученные непосильным трудом женщины находили в себе силы заниматься в марксистских кружках, учить языки. В Гонарсе Бранка начала говорить по-итальянски, в Равенсбрюке женщины из Советского Союза учили ее русскому — тайком, потому что за это били.
Фашизм был разгромлен, Югославия стала свободным государством трудового народа. Бранка Юрца вернулась к своей любимой профессии учительницы. Теперь она много писала. «Домик у моря», «Ушастик и запретные тайны», «Белый конек», «Юный партизан Грегец Кузнечик» — книги выходили одна за другой, книги, которые она писала, наблюдая своих собственных детей и своих учеников. В течение многих лет она была редактором детского журнала «Цицибан». И вот наконец ей захотелось написать о собственном детстве, о том, как начинался ее нелегкий жизненный путь, по которому она идет так мужественно и бодро.
Эту книгу тебе и предстоит прочесть.
Это было время фиакров
Детство у меня было самое обычное и родители самые что ни на есть обыкновенные. Жизнь наша протекала так скромно и незаметно, что, право, в ней не отыщешь ничего такого, что могло бы привлечь внимание историка.
Пора моей юности была порой фиакров.
Как мечтала я хоть разочек прокатиться в фиакре!
По вечерам на улицах тускло мерцали газовые рожки, бросавшие на тротуар неширокий круг света.
В кухне у нас горела керосиновая лампа, а когда нам хотелось побольше света, мы зажигали карбидный фонарь.
Книга была редким гостем в нашем доме. Но уж если к нам в руки попадала какая-нибудь интересная книжка, то она становилась любимицей всей семьи. Мы читали ее вслух, все по очереди, все, кто был дома. Чтец обычно восседал на столе, остальные садились в кружок и с жадностью ловили каждое слово. Так мы читали «Страх в Соколином замке», «Под солнцем свободы» и «Тарзана».
Женщины, как, впрочем, женщины всех времен и эпох, старались быть красивыми. Они завивались железными щипцами, накаляя их над газовой горелкой, и так затягивались в корсеты, что не могли дохнуть. Юбки носили длинные, такие длинные, что, поднимаясь по лестнице, придерживали их, чтоб не запутаться в подоле и не упасть.
У мужчин, как это исстари ведется, тоже была своя мода. Они носили костюмы с жилетами, под воротником рубашки сидел галстук бабочкой, а господа к тому же небрежно помахивали тростью.
Это было время фиакров.
Родишься только раз
История моего появления на свет так же стара, как я сама.
Проходят дни, недели, месяцы, годы, и я все реже вспоминаю эту давнюю историю. Главное — я живу на свете, который, разумеется, покину, когда пробьет мой час.
А когда я родилась?
В 1914 году.
Итак, с годом моего рождения все ясно, чего нельзя с той же уверенностью сказать о месяце и дне.
Я родилась в том самом году, когда грянула первая мировая война, и, как утверждает моя мама, в апреле. Под знаком быка.
Я и впрямь становилась бодливой, если меня задирали. Первой я нападала редко и обычно при этом не бодалась. Случалось мне оступаться и падать, но с какой бы высоты я ни слетела, я всякий раз вставала на ноги, выпрямлялась во весь рост и продолжала идти своей дорогой.
Так где же я родилась?
В Крапиве. Крапива — это одна из самых красивых деревень Краса. Южная железная дорога, которую построили австрийцы незадолго до первой мировой войны, проходит как раз мимо Крапивы.
Если вам придется ехать по этой дороге в Триест, помахайте ей рукой.
Если же вы поедете по шоссе из Сежаны до Випавской долины, вам не миновать Крапивы. И тогда тоже помахайте ей!
В те времена, когда я появилась на свет, деревня наша гордилась своей церковью, домом священника, самим священником, учителем, школой, магазином, и конечно же, своими домами на узеньких улочках, прорезавших деревню вдоль и поперек.
Что за странное название — Крапива?
Правда, крапивы здесь хоть отбавляй. Она растет в любом закуте, пробивается сквозь камни и заполонила собой дворы, хотя я не берусь утверждать, что тут ее больше, чем в других деревнях Краса.
Может быть, деревню нашу назвали так за острые языки ее жителей? Кто знает? Одно мне достоверно известно — я такая же стойкая и выносливая, как и крапива. Нипочем мне ни зной, ни стужа. Как, впрочем, и всем моим землякам. Они не забыли родной язык, несмотря на то что фашисты прислали к ним в деревню учителя — итальянца.
Родилась я в доме маминых родителей. Фамилия их была Тышлер, что означает столяр. Предки их столярничали, о чем явно свидетельствовали сохранившиеся в доме столярные инструменты: пилы, долота, рубанки…
Отец был родом из Пихлевих, деревеньки, находившейся в каком-нибудь километре от Крапивы.
Мама и папа учились в одной школе, у одного учителя.
Папа, окончивший, как он говаривал в шутку, крапивский университет, в юности отправился искать лучшей доли за морем, в Америке. Через год он вернулся оборванный и исхудавший. В деревне ему нечего было делать — земля перешла к старшему брату, и потому он очень обрадовался, когда получил место тюремного надзирателя в Копере.
Но я родилась не там, а в Крапиве, в родном доме моей матери.
И все же мой папа знал наверняка, что я родилась в апреле, в то самое время, когда в Копере бушевала непогода и морские волны с грохотом обрушивались на каменный волнорез.
В апреле! Он, конечно, знал, что у него родилась дочь.
Сначала сын, а потом дочь. Брат и сестра. Как по заказу.
На радостях он даже хлебнул лишнего. Всей душой он рвался в Крапиву, но в тюрьме томились заключенные, и отец томился вместе с ними.
Моя мама всегда утверждала, что я родилась двадцать седьмого апреля.
Всякий раз, говоря о дне моего рождения, она призывала в свидетели тетю Францу, которая тогда уже хозяйничала в дедовом доме и радушно приютила маму, брата и меня.
«О, словно сейчас слышу, как наша Франца сказала: „А ведь девчонка родилась только на три дня раньше тебя, Ханета!“
Итак, в апреле!
В апреле, когда зеленеют луга на Красе, когда цветут нарциссы, когда покрывается листвой желтинник, одеваясь в нежные кружева красно-желтых цветов, когда пускает гибкие, душистые побеги можжевельник…