Родить Минотавра
Шрифт:
Интерес к Чеботарёву в глазах Ирины пропал, но всё-таки она вежливо ему улыбнулась и поздоровалась, с намерением проскочить мимо. – Извините, Ирина, но мне в прошлый раз показалось, что вы хотели меня о чём-то спросить?
– Не о чём-то, а о ком-то, – Ирина слегка порозовела. – О человеке, который выходил из вашей квартиры, он показался мне знакомым:
– А почему не спросили? – Постеснялась, да и не очень важно всё это было. – Видимо у нас с вами масса общих знакомых Ирина. Вчера я видел женщину у нашего подъезда…
– Это моя подруга, – прервала Чеботарёва Ирина. – Давняя, ещё со школы. Мы с ней потеряли друг друга на долгие годы, а недавно случайно в кафе встретились. – Обознался, – виновато пожал плечами Чеботарёв. – Извините, что побеспокоил.
Конечно, у женщин могут быть свои тайны, о которых мужчинам знать не обязательно, но
Элем и сам не знал, почему ему вдруг пришла в голову мысль навестить Элию. Во всяком случае, некоторое томление плоти он ощущал и в случае недовольства божественной коровы вполне мог на него сослаться. Вообще-то Элия ни в грош не ставила отставного барабанщика и не особенно скрывала своё к нему презрение. Не то, чтобы подобное отношение уж слишком обижало Элема, но всё-таки он полагал, что знатная женщина могла бы поснисходительнее относиться к тому, кто был отмечен божественным быком.
Элема пугала мрачная громадина храма, под сенью которого он жил вот уже несколько дней, в окружении свирепых жрецов божественного Огуса. Он даже вздрагивал иной раз, заметив вдруг в полутёмной нише застывшую в неподвижности фигуру жреца-кастрата с рогатым копьём в руках. Ему почему-то сразу же вспоминался жестокий удар Атемиса, насквозь пробивший грудь Фалена. Всё-таки Элем, наверное, не был рождён солдатом, потому что кровь несостоявшегося вождя на плитах повергла его в ужас. А вот Элия шагнула в кровь так, словно это была самая обычная вода. Иногда очень выгодно родиться в доме знатного человека, это даёт уверенность в праве идти по чужим трупам к вершине власти. А Элем боялся – боялся жрецов, боялся казней, боялся гнева народного. Ибо народ в любую минуту может вообразить, что божественный бык покинул тело Элема, и тогда опустевшую оболочку, скорее всего, уничтожат. Таков, говорят, обычай. А обычаи своего народа Элем привык уважать. Правда, в данном конкретном случае народ мог бы войти в положение барабанщика, который к власти не рвался, а стал в некотором смысле жертвой любви божественного быка. Но Элем был почти уверен, что эбирская чернь в такие тонкости входить не будет, а будет наоборот рвать глотки, требуя его казни.
Барабанщик дураком не был и отлично понимал, что присутствие божественного быка на грешной эбирской земле выгодно в первую очередь верховному жрецу Атемису, и тот без крайней нужды не станет сообщать народу об уходе Огуса. Иное дело божественная корова Огеда – эта вдовушка Доху-о-доху в любую минуту могла заявить, что Огус покинул бренное тело барабанщика Элема и выбрал для себя иную, более достойную оболочку. Поэтому Элем делал всё от него зависящее, чтобы ненароком не раздразнить божественную корову, которая в гневе была просто невыносима, и успокоить её мог только сам божественный бык, который, надо отдать ему должное, всёгда в критические моменты приходил на помощь преданному барабанщику. Перед силой божественного быка Элия смиряла гордыню и становилась покладистой и услужливой, как проститутка из эбирского бардака, которой хорошо заплатили. Может, это и не совсем благочестиво, но Элем божественному быку завидовал, и много бы дал, чтобы Элия столь же истово покланялась и ему, простому барабанщику. Но всё это, конечно, из области несбыточных фантазий. Если Элия кого-то и уважала, то только старого жреца Атемиса, к советам которого неизменно прислушивалась. Тоже не глупой курицей оказалась дочка знатного эбирского мужа Улека, сразу поняла, что повязана с жрецами одной верёвочкой.
Покои божественной коровы Огеды были расположены довольно далеко от покоев её божественного супруга. Так пожелала Элия, а Элем не рискнул ей возразить. Конечно, для молодых его ног расстояние в пятьсот шагов не в тягость, и кабы речь шла о городских мостовых, барабанщик готов был прошагать и вдесятеро больше. Но храм, это совсем иное дело. Элем всё время боялся заблудиться в его бесчисленных переходах. По Эбиру ходили слухи, что человек, попавший в храмовый лабиринт, не выберется оттуда никогда. Элем с опаской косился на бесчисленные ответвления, попадающиеся на его пути, и молил Огуса о том, чтобы не позволил ему сбиться с верного курса. Впрочем, этот сегмент храма был барабанщику знаком, и он был почти уверен, что доберется до Элии без приключений.
Свернув за угол, Элем едва не столкнулся нос к носу с кастратом Юдизом, который в сопровождении закутанного в тёмный плащ человека стремительно двигался ему навстречу. Барабанщик на всякий случай отступил в спасительную тень и, кажется, остался незамеченным. Испугался он не кастрата Юдиза, а его спутника, который, не будучи жрецом, тем не менее, расхаживал по храму, как по собственному дворцу. Хотя слово «расхаживал» в данном случае не совсем верно, поскольку эти двое бежали, словно спасались от погони. Элему показалось, что он опознал в спутника Юдиза знатного мужа Регула, и он очень удивился, что жрецы подпустили ближайшего сподвижника Фалена так близко к божественной корове.
На взгляд Элема, в покоях божественной коровы Огеды было неестественно тихо для этого ещё не позднего времени. Обычно на ее половине толпились по нескольку десятков рабынь, служанок и прочих шумливых особ женского пола. Увидев подле дверей опочивальни божественной коровы спящую Ледию, Элем удивился ещё больше. И не только удивился, но некоторое время с удовольствием разглядывал её вольно раскинувшееся на лежанке тело. Божественный бык при виде столь лакомого куска тоже распалился, и барабанщик с некоторым испугом, как это с ним бывало всегда, почувствовал его пробуждение. И в этот самый момент в спальне закричала Элия…
Увидев трёх мужчин, проникших в спальню Огеды, Элем обомлел от страха. Мужчины были вооружены мечами и явно пришли убивать. Объектом их внимания был не Элем, которого они даже не видели, а Элия, вскочившая с постели и в ужасе застывшая у противоположной стены. В руках у нее был кинжал, которым она беспорядочно размахивала, словно пыталась отпугнуть приближающихся убийц. У Элема был шанс скрыться незамеченным, и очень может быть, что он так и поступил, если бы не охватившая его вдруг нечеловеческая ярость, от которой тело затрясло крупной дрожью. Божественная корова подверглась нападению, и гнев быка Огуса был просто страшен. Ничего подобного до сих пор барабанщик Элем не переживал и не ощущал. Да и не было уже в этой комнате Элема, или, точнее, он был, но скукоженный до неприличия, и его уже можно было не принимать в расчёт. Божественный бык издал такой потрясающий рёв, что задрожали дворцовые стены. Элем не видел быка со стороны, но зато он отчётливо видел искажённые ужасом лица убийц и их выпученные глаза. Краешком сознания, чудом ещё сохраняющемся в океане ярости, Элем уловил, что происходит нечто совершенно невообразимое, неукладывающееся в человеческие понятия. Божественный бык рвал и ломал своих противников, которые только хрипели, парализованные чудовищной мощью. Кровь жертв распаляла быка, и Элем отключился, чтобы окончательно не сойти с ума от всего пережитого и увиденного. В эту минуту ему показалось, что он уходит навсегда, поскольку его разум был слишком ничтожен по сравнению с той животной силой, которая овладела его телом.
И всё-таки Элем вернулся в этот мир, когда бык, утолив и свою ярость, и свою страсть к божественной корове, утихомирился. На лице Огеды ещё оставались следы пережитого ужаса, но тело исходило в сладкой истоме завершающей фазы божественной любви. Элия была перепачкана кровью, что не помешало ей отдаться быку среди трупов с такой же страстью, как на священном ложе храма.
Элема затошнило от отвращения, во всяком случае, должно было затошнить, но в эту минуту Резанов проснулся. Похоже, он съел сегодня за ужином что-то несвежее, и оно напомнило ему о себе чудовищным сном. Ну и, конечно, на него подействовала история с тройным убийством. Подсознание откликнулось на газетную шумиху таким вот странным образом.
Всё-таки у Резанова есть все шансы однажды сойти с ума. Этот историко-эротический сериал затянулся и, похоже, собирается превратиться в кровавую трагедию с печальными для дурака Элема последствиями.
Не исключено, впрочем, что дело не в Элеме, а в самом Резанове. Может это отравленное алкоголем Резановское сознание ухватило в ту ночь нечто, напомнившее о себе сутки спустя.
А ведь он не был пьян. Резанов вспомнил это совершенно отчётливо. Он не был пьян, когда они вышли из кабака. И это он первым обратил внимание на преследующую их машину. Ксения испугалась и стала что-то лихорадочно искать в сумочке. Кажется – газовый баллончик, чем чрезвычайно насмешила Резанова. Хотя ситуация складывалась вроде бы невесёлая, и обезумевшая Ксения что-то кричала, возможно проклинала «Москвичонка», творившего чудеса на тёмных пустынных улицах. Сплоховал он только в тупике, который тупиком не был. «Жигуленок» обогнал заглохший «Москвич» и подрезал ему путь. Вот тогда Резанов и вышел навстречу тем троим…