Родная Речь. Уроки Изящной Словесности
Шрифт:
Перед нами проходят экзальтированная Катерина, набожная Кабаниха, богомольная Феклуша, юродивая Барыня. Вера, религия - едва ли не основная тема "Грозы". Конкретнее - тема греха и наказания. Катерина восстает вовсе не против болотной мещанской среды. В соответствии с классицистским каноном она бросает вызов на самом высоком уровне, попирая законы не человеческие, а Божьи: "Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?"
В супружеской измене Катерина признается, доведенная до предела сознанием своей греховности, и публичное покаяние происходит тогда, когда она видит изображение геены огненной на стене под сводами городской прогулочной галереи.
Где же ад? В непролазном провинциальном купечестве? Нет, это нейтрально, это никак. Жертвы (Тихон, Борис) ничуть не лучше палачей (Кабаниха, Дикой). В крайнем случае, это - чистилище.
Ад в "Грозе"- и это придает пьесе новый, неожи
104
данный поворот - "другие" (в точности по Сартру). Прежде всего заграница.
Поразительно, но над глубокой российской провинцией витает зловещий призрак далеких враждебных заморских стран. И не просто враждебных, а в контексте общей религиозной экстатичности - именно дьявольских, преисподних, адских.
Специального предпочтения какой-либо иноземной стране или нации нет: они равно отвратительны все, потому что все - чужие. Литва, например, не случайно изображена на стене галереи прямо рядом с гееной огненной, и местные жители не видят в этом соседстве ничего странного:
"1й. Что ж это такое Литва?
2-й. Так она Литва и есть.
1-й. А говорят, братец ты мой, она на нас с неба упала".
Дикой, бурно протестуя против намерения Кулигина установить в городе громоотвод, кричит: "Какое там еще елестричество! ...Что ты, татарин, что ли? Татарин ты?"
А странница Феклуша степенно объясняет, что есть на свете страны, "где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой - салтан Махнут персидский; ...и что ни судят они, все неправильно. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный... А то еще есть земля, где все люди с пёсьими головами". И на вопрос: "Отчего ж так, с пёсьими?"- дает потрясающий по лаконизму и емкости ответ: "За неверность".
Феклуша - очень важный персонаж, несущий в пьесе бремя русской национальной исключительности. Существование в таком кольце врагов не сулит, по ее мнению, ничего хорошего - особенно если учесть, что и Россия начинает поддаваться дьявольскому заморскому соблазну: города превращаются в "содом", а в Москве и вовсе "стали огненного змия запрягать". Все эти размышления приводят Феклушу к блистательно выраженному эсхатологическому выводу: "Последние времена, ...по всем приметам последние... Уж и время-то стало в умаление приходить... Дни-то и часы все те же как будто остались: а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается".
Сам Островский к загранице относился, по-видимому,
105
критически. Из его путевых впечатлений видно, как восхищала его природа Европы, архитектура, музеи, порядок. Но людьми в большинстве случаев он был решительно недоволен (при этом часто едва ли не дословно повторяя Фонвизина столетней давности). Французы "грубы, и сверх того, мошенники", берлинские женщины "одеваются плохо, особенно некрасивы шляпы, в виде гриба-поганки". Придирки смехотворны и потому особенно характерны: "На одной из станций
Тему враждебной заграницы можно было бы счесть побочной в "Грозе". Однако рискнем выдвинуть гипотезу, которая обозначит важность этой темы. Дело в том, что "Гроза"- полемична.
Сначала - несколько дат. В 1857 году во Франции вышел роман Флобера "Госпожа Бовари". В 1858 году он был переведен и издан в России, произведя огромное впечатление на русскую читающую публику. Еще до этого российские газеты обсуждали судебный процесс в Париже по обвинению Флобера в "оскорблении общественной морали, религии и добрых нравов". Летом 1859 года Островский начал и осенью закончил "Грозу".
Сопоставление этих двух произведений выявляет их необыкновенное сходство. Разумеется, история литературы - особенно когда речь идет об одной эпохе - знает подобные случаи. Как раз совпадение общей темы не так уж многозначительно: попытка эмоциональной натуры вырваться из мещанской среды через любовную страсть - и крах, кончающийся самоубийством. Но частные параллели в "Госпоже Бовари" и "Грозе" весьма красноречивы.
Эмма столь же экзальтированно религиозна, как Катерина, столь же подвержена воздействию обряда: "Ее постепенно завораживала та усыпительная мистика, что есть и в церковных запахах, и в холоде чаш со святой водой, и в огоньках свечей". Изображение геены огнен
106
ной на стене предстает перед потрясенной нормандкой точно так же, как перед волжанкой.
Обе обуреваемы по-девичьи неисполнимыми, одинаковыми мечтами. Эмма: "Ей хотелось вспорхнуть, как птице, улететь куда-нибудь далеко-далеко..." Катерина: "Мне иногда кажется, что я птица... Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела".
Обе с отрадой вспоминают детство и юность, рисуя это время Золотым веком своей жизни. У обеих мысленным взором - безмятежность чистой веры и невинные занятия. Занятия сходные: вышивание подушечек у Эммы и вышивание по бархату у Катерины.
Схожа семейная ситуация: враждебность свекровей и мягкотелость мужей. И Шарль, и Тихон - безропотные сыновья и покорные супруги-рогоносцы.
Томясь в "заплесневелом существовании мокриц", (выражение Флобера), обе героини умоляют любовников увезти их. Но с любовниками не везет. "Это невозможно!"- говорит француз. "Нельзя мне, Катя"- вторит русский.
Даже отождествление любви с грозой - столь яркое у Островского - явлено и Флобером: "Любовь, казалось ей, приходит внезапно, с молнийным блеском и ударами грома".
И в "Госпоже Бовари", и в "Грозе" присутствуют персонажи, олицетворяющие рок. Слепой нищий - и безумная барыня. Оба появляются по два раза - в ключевые моменты сюжета. Слепой - в начале кризиса любви Эммы и Леона и второй раз - в миг смерти. Барыня - перед падением Катерины и второй раз - перед покаянием. Оба обличают и знаменуют несчастье. Но - по разному. Французский слепой просвещенно рационален и игрив. Он из Рабле, со своей песенкой: "Вдруг ветер налетел на дол и мигом ей задрал подол". Его обличение подано в облегченной форме, зато без иносказаний. Совсем другая барыня в "Грозе": насквозь мистичная и высокопарная, она составляет жутко-пародийную параллель Ломоносову и Державину своим архаичным языком и библейски туманными проклятиями: "Не радуйтесь! Все в огне гореть будете неугасимом! Все в смоле будете кипеть неутолимой!"