Родная
Шрифт:
— Ну почему люди такие злые? Почему? Зачем надо было убивать моего отца? Зачем вообще нужна была эта война?
Ишмак посмотрел на её беспомощное лицо. Ну как, как он мог объяснить этой девочке — что такое жизнь, и почему в ней случаются предательства? Почему в ней часто нет героев?
Он вздохнул и ответил:
— Это жизнь, Наташа. Это трудно понять.
— Да, Вы правы. Я пока ещё не понимаю жизни и мало о ней знаю. Хотя много читаю. Иногда я сама себе кажусь очень взрослой, а иногда совсем маленькой.
Ишмак улыбнулся этой Наташиной фразе и той важности, с которой она её произнесла.
Было в этой девочке что-то взрослое, хотя жизни она не знала совсем. Наташа была цельная, неиспорченная с доверчивой, открытой душой. Её искренность и пылкость часто смешили, но всегда вызывали тёплое чувство. Она была ребёнком, хотя и пыталась понять взрослых. И в то же время в ней самой было много того, чему можно было поучиться и взрослому.
Конечно всё это он понял и узнал о Наташе не сразу. Но и с первой встречи эта девочка вызвала в нём радость, которую он не испытывал со времени дружбы с Арсением. Ишмак рядом с ней оттаивал душой после многолетних кошмаров одиночества и боли.
V
После первого разговора Наташа стала часто заглядывать к гостю. Ишмак пока ещё не мог вставать с постели, но мог разговаривать. И они разговаривали. Он рассказывал Наташе про свою жизнь, а она слушала, усевшись в кресле у окна. Он открывал перед ней мир, но никогда не акцентировал внимание на жестокости этого мира. Пока достаточно и знания о том, что она есть. Да, в жизни всё не так, как в старинных рассказах или мечтах. Но, чтобы жить, мало рассказов о жизни, нужно самой делать шаги. А Наташа была домашним, «тепличным» ребёнком. И Ирина Григорьевна оберегала её как могла. По её рассказам выходило, что Женя — сын Арсения — был совсем другим. Он весь в отца — решительный, смелый, гордый и честный. Он вырос без особых проблем. А вот с Наташей, жаловалась она, ей приходилось тратить много нервов. Но тем больше она её любила.
Сначала (и Ишмак это замечал), Ирине Григорьевне не нравилось, что Наташа разговаривает с ним. Но постепенно она успокоилась, увидев, как его добрые и насмешливые реплики отрезвляют девочку.
«Её не научишь плохому. К ней не прилипает грязь этого мира. Так что не бойтесь — если бы я говорил что-нибудь плохое, разве она бы общалась со мной?» — как-то сказал Ишмак. И Ирина Григорьевна поверила ему.
VI
В один из дней, когда Ишмак, уже выздоравливая, сидел у окна и с легкой грустью думал о том, что скоро придётся уходить из этого гостеприимного дома, в дверь постучала Наташа.
— Можно?
— Конечно! Входи!
Она вошла, и Ишмак увидел, что она еле сдерживает слёзы.
— Что случилось, Наташа?
— Почему, ну почему они такие? — с дрожью в голосе спросила она.
— Кто они?
— Одноклассники, вообще ребята, девчонки. В школе меня все ненавидят, мама ругает — я никому здесь не нужна.
Ишмак вздохнул. Он очень хотел ей помочь, но не знал, как — он не умел утешать.
— Ну что ты говоришь, Наташа! Ведь мама любит тебя, очень любит. Разве это не главное?
— Не знаю…Может и главное… Но ведь она всё равно не хочет меня понять. Говорит, что я во всём виновата, что я плохая. Конечно, всегда я! — Наташа заплакала навзрыд, но и сквозь слёзы продолжала говорить о своей боли и обиде. — Они сегодня кидали мою сумку, все вещи поломали и испачкали. А всем хоть бы что — только я во всём виновата. Почему они так со мной? За что?
Ишмак помолчал, собираясь с мыслями, а потом предложил, чтобы утешить девочку:
— Наташа, хочешь я расскажу тебе о своей школе и о своём детстве?
— Да, — кивнула она сквозь слёзы.
Только так он мог попытаться её утешить. И Ишмак начал рассказ.
— В нашей школе был прав тот, кто жесток, кто умел и ударить и постоять за себя. И наставники это лишь поощряли. Я в детстве был довольно слабым, не умел отвечать ударом на удар. Поэтому мне всегда доставалось. Но сейчас я благодарю Создателя за то, что было так. Потому что именно тогда я начал понимать, что если мне не нравится, когда меня бьют, то и другим, наверное, тоже. Я испытал боль на себе и не хотел её причинять другим. Там же, в школе, я нашёл себе друга. Он был такой же слабый, как и я и тоже не умел отвечать на удар. Наверное, поэтому мы и подружились. Его звали Марек. Мы с ним были очень разными — как огонь и вода. Я и до сих пор не могу полностью понять его характер. Он был очень скрытным, всё держал в себе и почти ничего мне не рассказывал о себе даже в детстве. После той войны, где я встретил твоего отца, наши с ним пути разошлись. Я больше не видел его.
Наташа слушала Ишмака с интересом, забыв о своих бедах.
«Хвала Создателю, — подумалось Ишмаку, — что она ещё не знает, над чем по-настоящему надо плакать. Жизнь щадила её.»
Когда она ушла, Ишмак вспомнил Арсения. Как вживую встал он перед ним — высокий, красивый, со светлыми короткими волосами и с глубокими глазами, словно отражавшими душу. Разве знал Ишмак тогда, ступая по грязи в промозглый осенний день, что вся его жизнь изменится через какие-то несколько месяцев?
VII
Это был отнюдь не первый, но и не последний разговор с Наташей. Как-то раз он сидел в Жениной комнате, перебирая в голове обрывки своих невесёлых мыслей. Ирина Григорьевна ушла на рынок за покупками. Вдруг в дверь тихонько постучали и показалась Наташа.
— Заходи. — Пригласил он её.
Она прошла и села на стул. Было видно, что она напряжена.
— Что случилось? — спросил Ишмак?
— Там гроза. — Она показала рукой на окно и голос её дрожал.
Ишмак повернулся к окну. Действительно, надвигалась гроза и, судя по всему, сильная. От порыва ветра закачалась старая липа за окном, а в комнате потеменело настолько, что пришлось зажечь свечу.
— Ты боишься грозы? — Она не отвечала, только молча всхлипывала. Её била дрожь. — Посмотри сюда, Наташа! Хочешь, я покажу тебе, что грозы совсем не надо бояться?
Она кивнула и, подняв голову, посмотрела заплаканными глазами на Ишмака. Он подошёл к окну и раскрыл его.
— Накинь одеяло, а то мне твоя мама не простит, если простужу тебя. — Он подал одеяло девочке, а сам погасил свечу.
А гроза разыгралась не на шутку. За окном полыхали молнии, озаряя комнату каким-то сверхъестественным светом. От раскатов грома сотрясался дом. А Ишмак стоял у окна и увлечённо рассказывал: