Родная
Шрифт:
— Что ты собираешься делать с этим баром? — Спрашивал один голос.
— Ничего. Спрячу пока, а там видно будет. — Ответил Женин голос.
— Женя, при всём моём уважении к тебе, я ему не доверяю. Да и почему ты так быстро поменял своё отношение к нему? Ты же его ненавидел.
— Я не знаю. Просто я доверяю ему сейчас. Я ненавидел его, это да, но в какой-то момент понял, что ненависть исчезла. А после того, что матушка рассказала о нём, я почувствовал к Ишмаку даже симпатию.
— А если он потом переметнётся к своим и расскажет про эти подземелья?
— Не переметнётся. Ему просто некуда идти.
— Ну как знаешь.
Голоса замолчали. Свет приближался. Они прошли мимо него. Ишмак, подождав чуть-чуть, бегом бросился в свою комнату. Ему было неловко подслушивать чужой разговор, но нет худа без добра. Зато он узнал Женю с другой стороны. Сын Арсения был вылитой его копией, и Ишмаку было бы тяжело, если бы тот не оправдал его надежд.
Когда серды, где-то задержавшись, не спеша вошли в комнату Ишмака, он уже сидел на стуле и ждал их.
— Я смотрю ты уже очнулся. — Дружелюбно улыбнулся ему Женя. — Это мой друг — Алексей. — И он указал Ишмаку на человека, стоявшего за ним и настороженно рассматривавшего бара. — А это — Ишмак.
Они посмотрели друг на друга и Ишмак вспомнил вдруг фигуру человека, натягивающего лук и смерть Марека. Вздрогнув, он пристальней вгляделся в Алексея. Да, это был он. Ишмак искал в себе ненависть, но не нашёл ничего, кроме боли. Разве Алексей виноват, что стрелял в человека, которого считал врагом? И Ишмак, отвернувшись, сморгнул слезу. Он не видел, что Женя кивнул другу, и они оба вышли. А вернулся он уже один.
— Прости, — Произнёс он.
— Да нет, ничего. — Откликнулся Ишмак. Он уже подавил этот мгновенный порыв боли и снова чувствовал себя здоровым. Потом, помолчав, добавил, — Мне не за что тебя прощать.
— Не меня, — почти прошептал Женя, — его прости.
— Зачем ему моё прощение? Я слышал ваш разговор. Спасибо тебе за доверие. А простить… Я уже почти ничего не помню и не держу зла. Мне только больно… — Они помолчали.
— Я понимаю, может быть, не стоит спрашивать, но расскажи мне про своего друга, — Начал Женя, и потом чуть тише добавил, — И про отца.
Они разговаривали долго. И Ишмак с удивлением чувствовал, что та тяжесть, с которой он жил после смерти Арсения, постепенно спадает с его души. Ему жизненно необходимо было кому-то выговориться, рассказать свою боль и почувствовать, что его понимают. И то возрождение, которое начала Наташа, завершил Женя.
III
После этого разговора они виделись часто. Женя забегал к нему почти каждый день, приносил еду и питьё. Из его слов Ишмак понял, что крепость в осаде, и что следует ждать решающего сражения со дня на день. Самое главное было удержать баров и не дать им взять крепость, а если возможно, то и заставить отступить. Ишмак видел, что чем неотвратимее и ближе становилось сражение, тем больше Женя волновался. Он старался помочь другу, но как тут поможешь?
Наконец, в один из дней, когда Ишмак сидел за столом и рассеянно смотрел на луч света, медленно двигавшийся по комнате, скрипнула дверь, и вошёл Женя. Он был одет о походному. На бедре висел меч. За ним в двери Ишмак увидел силуэт Алексея с луком на плече. Женя подошёл к нему, а его друг остался за дверью.
— Всё. Сегодня. — Произнёс Женя, и вдруг порывисто обнял Ишмака. — Прощай. Может больше не увидимся.
— Как так? Должны увидеться. — А по-иному и быть не может. Слишком много друзей он потерял.
— Где выход ты знаешь, да?
— Да. — Кивнул Ишмак. Он знал один выход, тот, который вёл в лес.
— Ну что ж, прощай!
— Женя, я хочу пойти с вами, помочь. — Опомнился Ишмак. Он решил. Он сможет пойти против своих защищать то, что ему дорого и в них в том числе. Но Женя перебил его.
— Это исключено. Ты вызовешь суматоху. Ты ведь бар. — Услышал Ишмак жёсткие слова. А потом, уже тише добавил. — Ведь кто-то должен будет сказать матери и Наташе, если я умру. — Женя замолчал, потом отвернулся и вышел из комнаты.
А Ишмак сидел и задумчиво наблюдал за игрой солнечных лучей. Он нервничал, но мысли его блуждали далеко. Женя снова всколыхнул все воспоминания.
Часть 3. Война (11.06)
IV
Узкая грязная улица, и вдруг непонятный ласковый запах цветов. Откуда здесь могли быть цветы? Он поднял голову. Просто одетый бар поливал на балконе цветы, которые источали дивный запах. Он запомнил его и тут же узнал, когда его дали в Наставники Мареку. Наставник был очень добрым, но продержался на месте недолго — всего лишь полгода, но эти полгода показались ему тогда раем. В его доме он нашёл много старинных книг, даже ещё сердских. Тогда он забирался на кровать и читал. А в другой комнате разговаривали Марек и Наставник. Иногда и он присоединялся к их разговорам. А через полгода Наставник Марека пропал, заставив их сначала обыскать полгорода, а потом тоскливо плакать в какой-то подворотне. Это был первый луч света в его жизни, и луч сомнения. Потом он часто сравнивал этого Наставника с Арсением.
И ещё воспоминание. Угрюмые лица пленных, полуразрушенная крепость, рядом Марек со связанными руками. И доброе лицо воина, у которого их поселили. Марек, помнится, дичился его, часто сидел один в их землянке, хотя свободу пленных никто не стеснял (это их и погубило). А он сразу привязался к этому воину с чудным именем Арсений. И часто они потом сидели в полуразрушенном старом помещении, служившем им домом, и разговаривали. Арсений рассказывал ему о жизни, об истории мира и истории вражды между барами и сердами. А ещё они говорили о книгах. И он открывал для себя новый неизведанный мир знаний.
А потом была страшная ночь, когда он узнал, что бары в крепости, и, в отчаянии, разрываясь между долгом и дружбой, бросился за мечом. И встречный безоружный Марек… А потом сам Дарк и насмешка:
— Не надо никуда идти. Останься здесь, Ишмак. Твой друг оказался умнее. И даже оставил свой меч.
Какой-то призрак человека в чёрном плаще и приказ:
— Найдите мне его!
И фигура Арсения. Тюрьма, пытки, измученный голос… Да, этот разговор он запомнит на всю жизнь.
Он зашёл в тюрьму к Арсению. Дарк впустил его в надежде, что он выведает у Арсения местонахождение каких-то секретных бумаг, которые сам тщетно искал.