Родная
Шрифт:
— Ты лжёшь. Женя не может быть твоим другом. Он…
Вдруг завеса, закрывавшая вход в палатку приоткрылась, и стражник сказал:
— Вас хочет видеть один юноша.
— Пусть войдёт!
И в палатку медленно, немного пошатываясь, вошёл Женя.
— Женя! — Удивлённо воскликнул Саша. — Ты откуда? Да садись, не стой. — И он пододвинул ему стул.
Женя опустился на стул. Он был очень бледен. Видимо, этот поход до палатки отнял у него последние силы. Ишмак понимал, что Женя здесь для того, чтобы защитить его, если это возможно. Но он же ещё слишком слаб! Ему же нельзя вставать! Радость мешалась с тревогой за друга. Не надо его спасать ценой собственной жизни. Он этого не стоит!
— Женя, — вкрадчиво начал Саша, — вот этот бар утверждает, что он твой друг и даже больше — что он спас тебя.
— Это правда. — Женя спокойно посмотрел на Сашу, и Ишмак вдруг увидел, как изменился его друг. Он превратился из мальчика в мужчину, внезапно постарев в свои девятнадцать лет.
А Саша сбросил маску. Ишмак наблюдал, как ненависть борется в нём с желанием поверить. И он понял, что военачальник просто не хочет расставаться с такой желанной и близкой мыслью о мести, лелеемой целых тринадцать лет. Только отомстив, Саша сможет что-то сделать для Арсения. То, чего так и не смог тогда. Ишмака и самого иногда мучала такая мысль. Но месть не вернёт ему друга, а лишь иссушит душу дотла. Арсений не хотел бы, чтобы за него мстили. Но вот борьба в душе Саши закончилась, и ненависть победила. Он обратился к Жене с вопросом:
— Что правда?
— То, что этот бар — мой друг, то, что он спас меня. Если бы не он, я был бы уже мёртв и вороны клевали бы моё тело возле крепости близ Эндала..
— Нет, Женя, ты обманулся. Этот бар использовал тебя в своих целях. И спас, если это правда, тоже в своих целях. Ты слишком доверчив и в этом твоя слабость. — И Саша как-то совсем уж жалко улыбнулся.
Женя же встал, оказавшись почти одного роста с военачальником и, гневно сверкнув глазами, ответил:
— А тебе, Саша, глаза застила ненависть, и только по её указке ты действуешь. Я научился от тебя ненависти, но она иссушает душу. С меня довольно. Я знаю, что отец, будь он жив, сказал бы… — Но тут Женя пошатнулся и упал, если бы Ишмак не подхватил его. Он бережно опустил друга на стул. Тот потерял сознание, и начала набухать кровью рубашка на груди. Тогда Ишмак поднял его на руки и вышел из палатки. Он был разгневан, как никогда. И никто не посмел его остановить.
III
Саша стоял посреди палатки и смотрел, как Ишмак уносил Женю. В голове царил хаос. «Да что я, право? Что со мной творится? Ослеп я, что ли? Почему я не хочу замечать хорошее? Да, я чувствую ненависть к этому бару, но и, почему-то, уважение. Он достойный человек и действительно женин друг. Он помог ему, пока я стоял как вкопанный. Да, за старое предательство он ответит, но ответит как достойный человек, а не как собака».
Тут Саша увидел, что Ишмак возвращается. Он сразу заметил, как обеспокоен бар. Он тщетно искал следы порока на его лице, но их не было. Только страдания оставили свой отпечаток.
— Как он?
Ишмак внимательно посмотрел на Сашу, прежде, чем ответить. С ним произошла какая-то перемена. Да, теперь он узнавал того, прежнего Сашу. Ишмак был уверен, что это не уловка и сам не знал почему. Немного помолчав, он ответил:
— Рана открылась. Он пока без сознания, но, надеюсь, скоро придёт в себя.
— Ты правда друг ему? Или ты спас его из каких-то корыстных убеждений? — Спросил Саша.
— Он мой друг и дорог мне так же, как был дорог Арсений.
— Не смей говорить про Арсения! Как ты только смеешь? — Не выдержал и вспылил Саша.
— Я могу. Он был моим лучшим другом. — Спокойно ответил Ишмак.
— И поэтому ты его предал?
— Не было этого. Это ложь.
— Как же ложь? А бумаги в руках Дарка? Ты хочешь сказать, что их не было?
Ишмак немного помолчал, прежде, чем ответить. Как, ну как доказать Саше, что это были чистые листы? Да, их видели только Арсений и он, но правда от этого не перестаёт быть правдой.
— Это были чистые листы бумаги — фальсификация Дарка.
— Лжёшь! — Вне себя от гнева, крикнул Саша. — Стража, отведите его на опушку леса и ждите меня.
«Ну вот и всё, — подумал Ишмак, — Ну вот и конец. Прощай Женя, прощай Наташа. Арсений, Марек, я скоро приду к вам».
Стражники бросились к нему, заломили руки. Один из стражников рванул за ворот рубахи. На пол полетела воинская бирка Марека, а из рубахи выбился и повис поверх медальон с портретом Арсения.
Саша увидел на лице Ишмака отчаянье, когда он в бешеном порыве рванулся к бирке и не достал. Он кивнул стражам:
— Оставьте нас. — Они вышли. Тогда он поднял бирку. — Кто тебе её дал?
— Это память от друга. Верните!
— Верну, если скажешь, что за медальон ты носишь. Кажется, я его уже видел когда-то.
— Этот медальон дал мне Арсений. — Угрюмо ответил Ишмак.
— Сними!
— Меня убить можете, но медальон не отдам. — Решительно сказал Ишмак, защищая рукой память о друге.
— Открой его! — Опять потребовал Саша. Ишмак медленно открыл. Внутри оказались портреты Арсения и его жены Ирины. Саша не знал, что и подумать. Он видел отчаянье Ишмака. Значит медальон ему действительно дорог. Но тогда…
— На, держи. — Саша протянул Ишмаку воинскую бирку Марека. — Расскажи мне всё, как было, ничего не утаивая. Если ты лжёшь, я это пойму.
Ишмак улыбнулся и, взяв бирку, бережно спрятал, а медальон убрал обратно, за рубаху. Теперь он был уверен, что Саша не изменился. И он Ишмак, слава Создателю, останется жить. И даже, может быть, снова увидит Наташу. Горячая радость заполнила грудь, и ему захотелось кричать от счастья. Но, погасив свой порыв, он сел рядом с Сашей и начал рассказ. Они проговорили очень долго. Наконец, Саша сказал:
— Прости меня, Ишмак. Я рад, что встретил достойного человека и вдвойне рад, что нашёл его среди баров. Хорошо, что ненависть оказалась безосновательной. Я верю тебе. — И Саша протянул ему руку в знак дружбы. А Ишмак в ответ обнял его. Он не держал обиды. Распрощавшись, он вышел из палатки Саши и направился к Жене.
— Как он? — Спросил он у лекаря, выходившего из палатки.
— Поправится. Но его нельзя волновать. И ему сейчас необходимо лежать. Кто позволил ему встать с постели и уйти? Это очень серьёзно. — Лекарь покачал головой.