Родник
Шрифт:
Сверху ей хорошо был виден просторный зал, где собрались француженки, испанки, польки, негритянки… Все на разных языках говорили об одном:
— Мы хотим, чтобы наши дети мирно учились. Мы хотим, чтобы наши мужья мирно работали. Мы не хотим войны. Великий Сталин борется за мир, и мы идём за Сталиным!
Во всех речах было слышно: Сталин! Комрейд Сталин! Геноссе Сталин! Товарищ Сталин!..
Потом все запели песню мира, каждый на своём языке, но мелодия была одна. Кира Петровна смотрела с балкона на круглый зал, и ей казалось,
Песня звучала с такой силой, что хрустальные подвески огромной люстры, которая висела неподалёку от Киры Петровны, заметно дрожали и переливались то красными, то синими, то жёлтыми лучами.
…И сейчас, когда Кира Петровна подходила к зданию школы, в ушах у неё ещё звучала эта песня, а перед глазами словно ещё покачивались гранёные хрустальные подвески.
В учительской её встретил Антон.
Старший вожатый теперь был занят новым делом: он готовился к новогоднему сбору дружины. Трудно было понять, как это Антон успевает справляться со всеми своими делами: и в отрядах бывать, и к сборам готовиться, и на лекции ходить (он учился в вечернем Институте связи), и зачёты сдавать. Немудрено, что он всегда спешил, вечно торопился куда-то…
— Кира Петровна! — ещё издали громко позвал он, доставая карандаш и раскрывая свою синюю папку. — Кира Петровна, давайте окончательно определим, с чем же выступят на ёлке ваши пятиклашки.
— Что за выражение? — засмеялась Кира Петровна. — Это не пятиклашки, а богатыри. У меня тридцать три богатыря.
— Богатыри? Скажите пожалуйста! — удивился Антон. — А с чем же они выступят, ваши богатыри?
— Да с чем угодно. Лёня Горшков может сыграть на скрипке. Кисляков представит сценку. Ерошин — акробатический этюд… У каждого свой талант. Что угодно для души…
— Минуточку!
Антон стал записывать: «Горшков — скрипка. Кисляков — сценка». Но тут раздался звонок. Кира Петровна заторопилась:
— Пора в класс. Потом…
Она подошла к этажерке за журналом. Но на верхней полке, там, где он обычно лежит, его не было. Кира Петровна нагнулась ко второй полке, но и там классного журнала пятого «Б» не оказалось.
— Что за наваждение! Надо идти в класс, а тут — стой ищи!
Кира Петровна стала торопливо перебирать книги и папки на всех полках. Наконец она обнаружила журнал в самом низу, там, где он раньше никогда не лежал.
Странно! Кому это взбрело в голову засунуть журнал бог знает куда?..
Она сердито подхватила журнал и побежала в класс. Ребята уже давно были на месте и с некоторым недоумением смотрели на учительницу,
Все встали.
— Здравствуйте, мальчики! Извините… Я никак не могла найти журнал. Садитесь!
Все сели. Кира Петровна тоже села за свой стол, положила перед собой сумочку, часы, указку, красный карандаш и стала перелистывать журнал. Она искала страницу с надписью «география».
Она любила первые, самые ранние уроки. Ребята ещё не устали, не переговариваются, не шалят, а внимательно слушают.
Да и сама ты ещё не устала, ещё не успела огорчиться из-за плохого ответа или дерзкого слова.
И вообще приятно сидеть за учительским столом, смотреть на класс, где сидят «тридцать три богатыря», и знать, что за одной стеной в это же время Анна Арсентьевна занимается с шестым классом, за другой — Игнатий Игнатьевич с седьмым, наверху Тамара Степановна — с пятым, ещё выше Абросим Кузьмич — с восьмым, а внизу, в пионерской комнате, Антон готовится к отрядному сбору.
Приятно было знать, что одновременно с тобой во всех школах Москвы и всего Советского Союза армия учителей учит много миллионов ребят, которые в эту минуту тоже либо сидят за партами, либо выходят к доске и отвечают урок.
Вот о чём думала Кира Петровна, перелистывая классный журнал.
Вдруг она заметила на странице большую, безобразную кляксу. Это ещё откуда? Она бросила взгляд на соседний лист и увидела, что он протёрт насквозь.
Встревоженная, Кира Петровна посмотрела на ребят и снова пригнулась к журналу. Она стала внимательно разглядывать протёртое место. Похоже, что тут стояла единица и что кто-то её не очень умело пытался стереть.
Кира Петровна в волнении провела пальцем вдоль графы. Палец привёл её к фамилии «Ваньков».
«Ваньков? — удивилась Кира Петровна. — Это невозможно! Во-первых, не может быть, чтобы хороший ученик Ваньков получил единицу. Видно, он уж действительно чем-то довёл Тамару Степановну до крайности. И во-вторых, не станет же Ваньков стирать отметку!»
Что делать?
Кира Петровна взволновалась не на шутку. Такого случая в школе ещё не было.
С минуту она помедлила, пристально разглядывая дыру в странице классного журнала. Потом решительно подняла журнал, повернула его протёртой страницей так, чтобы всему классу было видно, и спросила:
— Мальчики, вам видно?
— Нет, не видно!.. Не видать!.. Видно!.. — зашумели ребята.
— Вот, смотрите. Кто-то осмелился… изуродовал классный журнал. А ведь это государственный документ!
Поднялся шум. Ребята, откидывая крышки нарт, стали, приподнимаясь, разглядывать испорченную страницу.
— Ух ты!..
— Вот это да!..
— Дырка!
— Ну, уж это чистое хулиганство. За такие дела по головке не гладят.
Кира Петровна с тревогой оглядывала класс:
— Кто знает, чьих рук это дело?