Родники мужества
Шрифт:
Для осуществления задуманного для нас к тому времени создались и весьма благоприятные условия. Фашисты теперь уже вообще отказались от попыток опрокинуть дивизии нашего корпуса в Сиваш. Установилось более-менее спокойное противостояние. С нашей стороны продолжалось накопление сил на плацдарме. А гитлеровцы полностью перешли к позиционной обороне.
Взятие Уржина решено было поручить полку из 257-й стрелковой дивизии. Им командовал подполковник В. Крысов.
Накануне командир полка и офицеры его штаба провели тщательную рекогносцировку местности, еще раз уточнили имеющиеся разведданные. А они свидетельствовали о том, что Уржин достаточно сильно укреплен, обороняет его фашистский гарнизон силою тоже до полка. Гитлеровцы довольно удачно расположили вокруг поселка огневые средства, перекрыли все дороги и подходы к нему. Неплохо была организована и противотанковая оборона: на всех танкодоступных направлениях стояла артиллерия и вкопанные в землю САУ.
Штаб дивизии в свою очередь произвел расчет сил и средств. По всему выходило, что успех может быть обеспечен лишь хорошей огневой поддержкой атакующих подразделений полка. Поэтому полковник А. Г. Майков тут же распорядился стянуть к Уржину несколько артиллерийских и минометных батарей. [49]
Был также разработан четкий график ведения огня, время его переноса в глубину, способы взаимодействия со стрелковыми ротами и батальонами.
Большую работу при подготовке к взятию Уржина провели и политработники, партийные и комсомольские активисты полка. В батальонах прошли митинги и беседы под лозунгом «В бой за воду, за освобождение Уржина!».
Возможно, для современного читателя такой лозунг и покажется недостаточно серьезным, надуманным. Но для всех нас, видевших в те дни воду даже в неспокойных коротких снах, этот призыв ни в каких других разъяснениях не нуждался.
— Уржин будет нашим! — поклялись бойцы.
Перед началом атаки подполковник Крысов заранее согласовал с командирами батальонов меры по охране захваченных водоисточников. Особое значение придавалось тому, чтобы около них не создавалось толчеи.
Поддержание порядка у водоисточников опять-таки возлагалось на политработников полка.
Наступило утро. И в назначенный час заговорили наши батареи. Снаряды и мины с воем обрушились на вражеские позиции, вспахивая траншеи, поднимая в воздух перекрытия блиндажей. Первыми же залпами были уничтожены многие огневые точки противника, его противотанковые средства.
Вслед за артиллерийским ударом в атаку поднялись стрелковые цепи. Фланговые батальоны начали обходить Уржин справа и слева, чтобы отрезать пути подхода к врагу резервов.
Противник попытался организовать сопротивление, даже начал подтягивать к переднему краю подразделения своего второго эшелона. Но все было тщетно. Советских воинов уже ничто не могло остановить. Враг был разбит, отброшен от Уржина. Мы получили то, что хотели, — воду.
* * *
Уже после войны мне довелось встретиться с одним из непосредственных участников битвы на плацдарме за Сивашом — Гавриилом Евдокимовичем Середой. Мы разговорились, вспомнили общих знакомых. Я знал, что Г. Е. Середа в те незабываемые месяцы был парторгом [50] батальона в 91-й стрелковой дивизии. Я несколько раз бывал у Гавриила Евдокимовича, проверял работу возглавляемой им парторганизации. И вот теперь...
— Бои за Сивашом, — говорит Гавриил Евдокимович Середа, — помню хорошо. Помню тяжелейшие условия, в которых мы находились в те дни. Местность — как ладонь, не из чего соорудить даже сколько-нибудь пригодную землянку. А ведь пробыть на плацдарме нам пришлось всю зиму. И это под постоянным артиллерийским обстрелом врага!
Зачастую не удавалось даже обогреться — не было топлива. Весь курай, что был поблизости, мы сожгли в первые же дни. А потом приходилось добывать его на нейтральной полосе. И люди, ползавшие за ним, нередко попадали под обстрел. Но убитых или раненых заменяли другие, курай все равно приносили. Без него было бы совсем худо.
Остро давала о себе знать и нужда в пресной воде. Хорошо, если шел дождь или снег. Можно было хоть немного утолить жажду. А то целыми днями, бывало, сидели без глотка воды.
Имелись трудности и с организацией питания. Пищу привозили на передовую лишь по ночам. Походные кухни подразделений гитлеровцы часто засекали и накрывали артиллерийским и минометным огнем. Так что и ели мы далеко не каждый день.
В первые дни укрывались от непогоды в так называемых «лисьих норах», которые отрывали в стенках окопов. Было в них тесно, сыро и конечно же холодно. Однако мы обживали их, как могли.
Мне как парторгу необходимо было как можно чаще общаться с бойцами. А от окопа к окопу приходилось передвигаться или ползком, или короткими перебежками. Так и работали...
Помню, был в нашем батальоне комсорг Сережа. Называл я его всегда по имени, поэтому и не запомнил фамилии. Обходился я с ним, как с сыном. Жили мы в одной землянке, в роты и взводы ходили вместе. Очень ждал Сережа того дня, когда окончится война, часто мечтал вот об этом, послевоенном времени. «Тогда, — говорил он мне, — вы обязательно приедете к нам, мы будем вам очень рады!» Во множественном числе он говорил далеко не случайно. Ибо твердо верил, что выживет на этой [51] страшной войне. Выживет и обязательно женится на своей любимой девушке, которая, я это знал, чуть ли не каждый день присылала ему на фронт теплые письма. Вот в эту-то будущую семью и приглашал меня Сережа.
Однажды мы возвращались с ним из роты в батальон. Как всегда, шли по траншее, дно которой по щиколотку оплыло солончаковым месивом. Потому-то Сергей и настаивал идти верхом. Сперва я, естественно, отговаривал его. Мол, опасно. Но потом все же уступил просьбе. Выбрались мы из траншеи и пошли посуху, продолжая свой разговор. Вдруг Сережа прервался на полуслове, как-то странно согнулся, схватившись за живот. Да, его ранило. Шальной пулей...
Идти дальше он не мог. Уложил я его на плащ-палатку и потащил волоком к штабу батальона. А там уж набежали медсестры, санитары. Каждый старался хоть чем-то помочь парню. Любили его все. Ну, переложили Сережу на носилки и понесли к переправе. В тыл отправили, значит... С тех пор и не знаю: остался ли он в живых? Хочется верить — остался...
Это лишь один из множества эпизодов, какими изобиловала жизнь на плацдарме. Но, несмотря на трудности и лишения, на постоянную смертельную опасность, бойцы и командиры мужественно защищали этот клочок крымской земли, терпеливо ждали часа, когда, накопив силы для решающего наступления, наши войска безостановочно устремятся к берегам Черного моря и сбросят-таки фашистов в его волны.
* * *
Итак, мы удерживали плацдарм, укрепляли его и ежечасно наращивали силы для новых, еще более сокрушительных ударов по врагу.