Рога
Шрифт:
Рога. Рога передавали некий сигнал, похожий на трахальную мелодию саранчи. Они передавали постоянный призыв по каналу «Змеиное радио»: Эта песня будет специально для вас, меняющие кожу слушатели.«Змеиное буги». Пение труб вызывало из тени и змей, и грехи, выманивало их из укрытий, чтобы себя показали.
Далеко уже не в первый раз Иг задумывался о том, чтобы спилить рога. Там в тележке он видел длинную, ржавую, с кривыми зубьями пилу. Но ведь рога, они являлись частью его тела, они росли из черепа, соединяясь с остальным скелетом. Он осторожно нажал большим пальцем на кончик левого рога и нажимал все сильнее, пока не почувствовал резкий укол, отдернул руку и увидел рубиново-красную капельку крови. Его
Вот только любой хирург, подвергнутый их воздействию, усыпит наркозом сестричку, а когда она будет без сознания, оттрахает ее на операционном столе. Иг нуждался в каком-нибудь способе выключить сигнал, не лишаясь никаких частей своего тела, вывести из эфира «Змеиное радио», как-нибудь его утихомирить.
А если уж это никак, вторым по практичности планом было отправиться куда-нибудь, где змей просто нет. Он не ел уже двенадцать часов, а в субботу утром Гленна работает в своем салоне, наводя красоту на прически и брови. Так что дома ее нет, квартира и холодильник будут в полном его распоряжении. Кроме того, он оставил там все наличные и большую часть своей одежды. Может быть, он черкнет ей записочку насчет Ли («Дорогая Гленна, забежал перекусить, взял кое-что из шмоток, какое-то время меня не будет. Избегай Ли Турно, он убил мою прошлую подружку. С любовью, Иг»).
Он забрался в «гремлин» и вышел из него через четверть часа на углу перед домом Гленны. На него сразу же обрушилась жара, это было как открыть дверцу духовки, включенной на жарку. Впрочем, Иг не возражал.
Он подумал, не стоит ли объехать пару раз квартал, проверить, не ждут ли здесь копы, чтобы арестовать его за то, что вчера он бросился с ножом на Ли Турно. Но затем решил, что лучше уж рискнуть и прямо войти. Если там затаились Штурц и Посада, можно подействовать на них рогами, пускай себе делают «шестьдесят девять». Эта мысль заставила его ухмыльнуться.
Иг поднимался по гулкой лестнице в одиночку, если не считать рогатой тени в двенадцать футов высотой, шедшей впереди него по пути на верхний этаж. Уходя, Гленна не заперла дверь, что было на нее не похоже. Наверное, думала о чем-то другом, беспокоилась за него, гадала, где он сейчас. А может, просто заспалась и убегала в спешке. Скорее, так оно и было. Иг был ее будильником, тормошил, чтобы проснулась, и варил ей кофе. Гленна была не из жаворонков.
Иг толкнул дверь и осторожно вошел. Он ушел отсюда совсем недавно, вчерашним утром, и все же сейчас чувствовал себя так, словно никогда здесь не жил, видел Гленнины комнаты впервые. Вся мебель была — хлам с дешевой распродажи: подержанная, вся в пятнах вельветовая кушетка, лопнувшее бескаркасное кресло, из которого лохмами свисала какая-то синтетика. Тут не было почти ничего, относившегося прямо к нему, никаких фотографий и личных предметов, только несколько книг в бумажной обложке на полочке, несколько компакт-дисков и покрытое лаком весло с их именами. Весло осталось от его последнего лета в лагере «Галилея» — он учил там метать копье, его тогда избрали Советником года. Все остальные советники тоже расписались, как и дети из их палатки. Иг не мог припомнить, как оно здесь оказалось и что он думал с ним делать.
Он заглянул через окошко на кухню. На засыпанном крошками столе стояла пустая коробка из-под пиццы. В раковине горой лежали выщербленные тарелки, над ними деловито гудели мухи.
Гленна время от времени говорила ему, что ей нужны новые тарелки, но Иг не понимал никаких намеков. Он попытался вспомнить, купил ли он когда-нибудь Гленне что-нибудь красивое и приятное. На ум приходило только пиво. Когда она была
Сейчас мысли о Ли были Игу совсем ни к чему, они заставляли его чувствовать себя несчастным. Иг собирался просто приготовить себе легкий завтрак, упаковать свои вещи, прибрать на кухне, написать записку и уйти — именно в таком порядке. Он не хотел, чтобы кто-нибудь застал его здесь: его родители, брат, полицейские, Ли Турно. Куда безопаснее было в литейной, где вероятность на кого-нибудь наткнуться приближалась к нулю. Да и вообще, тусклая неподвижная атмосфера квартиры, влажный тяжелый воздух действовали ему на нервы. Он никогда не думал, что эта квартира такая маленькая и затхлая. А вот еще: все жалюзи опущены. Они с Гленной не опускали их месяцами.
Иг нашел ковшик, налил его, поставил на плиту и врубил максимальную мощность. В хозяйстве оставалось ровно два яйца, Иг положил их в воду вариться. Проходя по короткому коридору в спальню, он должен был перешагнуть через юбку и трусы, брошенные Гленной где попало. В спальне жалюзи тоже были опущены, но это не вызывало вопросов. Иг не стал включать свет, не нуждался в зрении, он и так знал, где что находится.
Он повернулся к комоду и удивленно нахмурился. Все ящики торчали наружу, и его и Гленны. Этого Иг не понимал, он никогда не оставлял их так, да и Гленна тоже. Может быть, кто-то порылся в его вещах — ну, скажем, Терри, пытавшийся выяснить, что с ним случилось. Но нет, Терри не станет играть в частного детектива. Иг чувствовал, что мелкие подробности складываются в более широкую картину: входная дверь открыта, жалюзи опущены, так что никто не заглянет в квартиру, комод перерыт. Все это складывалось вместе, но прежде чем Иг сообразил, как именно, он услышал звук спускаемого туалетного бачка.
Он крайне удивился, потому что не видел на парковке Гленниной машины, и не мог себе представить, с какой такой радости Гленна дома. Он уже открыл рот, чтобы крикнуть ей, дать знать, что он пришел, когда дверь сортира открылась и в коридоре появился Эрик Хеннити.
Одной рукой он придерживал штаны, а в другой у него был журнал «Роллинг стоун». Эрик поднял глаза и уставился на Ига. Иг уставился на него. Эрик разжал руку и выпустил журнал, а потом подтянул штаны и застегнул пояс. По какой-то непонятной причине на нем были синие резиновые перчатки.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Иг.
Эрик вынул из петли на поясе деревянную полицейскую дубинку, окрашенную в вишневый цвет.
— Понимаешь ли, — сказал он, — Ли хочет с тобой поговорить. Ты уже все сказал вчера, а он не успел договорить. А ты же знаешь Ли Турно. Он любит, чтобы за ним оставалось последнее слово.
— Он тебя послал?
— Только последить за квартирой. Посмотреть, не зайдешь ли ты. — Эрик нахмурился какой-то своей мысли. — С твоим появлением у конгрессмена какая-то полная хреновина. Кажется, эти твои рога совсем меня запутали. До самого этого утра я совсем не помнил, что они у тебя вообще есть. Ли говорит, что вчера мы с тобой говорили, но я себе даже не представляю о чем. — Он медленно покачал дубинку в правой руке. — Может быть, это не имеет значения. Чаще всего разговоры — дерьмо собачье. Вот Ли — он говорильщик. А я в основном делатель.
— И что же ты собираешься делать? — спросил Иг.
— Тебя.
Почкам Ига показалось, что они плывут в очень холодной воде.
— Я буду кричать.
— Ага, — кивнул Эрик. — Я этого с нетерпением жду.
Иг прыгнул к выходу, но выход был в той же самой стене, что и дверь в ванную, и Эрик бросился направо, чтобы отрезать ему путь. Иг двигался, как брошенный пружиной, уклоняясь от Эрика и пытаясь достичь выхода раньше его, но в то же время в его мозгу промелькнула ужасная мысль: нет, ничего не получится. Эрик держал свою вишневую дубинку, как футболист — футбольный мяч перед дальним пробегом.