Рогнеда. Книга 1
Шрифт:
Второй раз она там побывала. Первый был тогда, когда помирал старый боярин. Узнав об этом, Фирс Матвеич и направил ее туда, надеясь, что, может, Твердислав перед смертью чего скажет. Не сказал — твердым оказался старик, недаром так был наречен. Даже тогда не дрогнул, когда она поведала умирающему, что это сынок драгоценный его и отравил. Не поверил, хотя побледнел страшно и этим свою смерть ускорил. Про то, что это Василий отравил отца своего, ей тоже Фирс Матвеич поведал. Откуда он вызнал тайну сию — одним богам ведомо. Поистине всемогущ посадник и руки длинные имеет, потому и держалась за него Дашка. Знала — ежели что, везде сыщет.
Дашка спустилась в полупустой зал, села у самого выхода. Тут же подскочил хозяин. Она заказала миску овсяной каши, ломоть хлеба, да молока крынку. Татарин хмыкнул и, переваливаясь, удалился на кухню. На этот двор она забрела совершенно случайно, устав от своих бесплодных поисков. Решила отоспаться пару дней, а уж потом явиться перед очи Фирса Матвеича. Увидав редкого в этих краях незнакомца, хозяин полез с расспросами. Она тут же отшила его, как привыкла делать всегда. Он, видно, с той минуты и затаил злобу, вон как недовольно пыхтит, копошась около своих котлов.
В харчевню вошло четверо воинов. Дашка проводила их равнодушным взглядом, задержавшись глазами на самом молодом, безусом воине, шедшим последним. По-хозяйски расположившись за столом, крикнули хозяину, чтоб накрывал быстрей, да пошевеливался. Татарин подскочил, начал что-то нашептывать на ухо седоусому воину, видно старшему. Воровато оглянулся, махнул рукой в ее сторону.
Дашка вздохнула, под сердцем привычно заныло. Она уже знала, что последует за этим. Украдкой положила руку на рукоять кинжала и приготовилась ждать.
Один из воинов поднялся, подошел к ее столу, немного постоял, раскачиваясь на длинных ногах, сел напротив. Чуть раскосые глаза внимательно изучали Дашку. А она будто и не замечала этого, знай, елозит ложкой по миске, выскребая остатки каши. Харчевня хоть и захудалой была, но готовили здесь вполне сносно. Наконец, доев, она отложила ложку в сторону, подняла взгляд.
— Тебе чего? Не устал еще взглядом сверлить?
— Да вот, узнать хочу, — раскосый чуть улыбнулся, — кто ты есть, мил человек. Трактирщик говорит, что подозрение к тебе имеет. Вот и ответь мне, куда путь держишь и из далека ли прибыл?
— А сам-то ты кто, чтоб вопросы задавать?
— Из посадской дружины мы. Татей ищем, да других разбойных людей, что на дорогах злодейством промышляют.
— Я похож на татя?
— Кто ж тебя разберет? — Раскосый перестал улыбаться. Глаза зло сузились и словно два кинжала уперлись в Дашку. — Может, ты и есть тать переодетый? Пойдем-ка на двор, разговор к тебе имеем.
— А чего ж не пойти? Пойдем.
Дашка быстро встала и скользнула за дверь. Услышала, как за спиной зашевелились дружинники, видно, не ожидавшие от юнца такой прыти. Двор был пустынен. Только в самом дальнем конце невысокий, кряжистый мужик выгружал с телеги сено. Она подошла к нему, цыкнула:
— Пошел вон!
Мужик вздрогнул, обернулся. Окинул взглядом невысокого, стройного юношу, приближающихся воинов и, воткнув вилы в ворох сена, быстро засеменил прочь.
— Куды так торопишься? Больно быстр ты! — Раскосый был уже рядом и недобро ощерился.
— На тот свет, не иначе, — добавил его товарищ, обходя справа.
Воины были уже пьяны и куражились, ища выход молодецкой удали. Ну, что ж, начнем, благословясь.
Дашка чуть отклонилась в сторону, уходя от удара плети. И тут же, провернувшись на одной ноге, ударила в грудь того, что стоял ближе всех. Воин хрюкнул, сложился пополам и отлетел к сараю.
— Ах ты, тля!!! — Раскосый выхватил короткий меч и кинулся вперед.
Дашка присела, пропуская удар мечом, и снизу вверх двумя пальцами ударила в самое слабое место мужчины. Именно так, как наставлял Учитель. Раскосый заверещал, выронил меч и, схватившись за пах, покатился по земле. Насладиться победой было некогда. Сбоку наступали еще двое. Молодой и другой — с головой, похожей на куриное яйцо. Мгновения растянулись в вечность и стали медленно растягиваться, отмеряя каждому положенный срок жизни на земле.
Нынче Боги рассудили иначе. В этот день было не суждено пролиться крови. Дашка выхватила вилы и древком ударила по запястью лысого. Тем же древком, ткнула молодого в грудь. Оба покатились в грязь. Дашка переместилась чуть вправо, чтобы видеть горе-вояк, и тут порывом ветра с ее головы сорвало шляпу. Белокурые волосы рассыпались по плечам, и воины наконец узрели, с кем на самом деле им довелось сразиться. Лысый от удивления даже перестал стонать и охать.
— Господи, — пробормотал удивленно. — Неужто, баба? Да как такое…
Договорить не успел. Дашка ударила по загривку древком вил, и лысый растянулся у ее ног. Все было кончено за столь короткое время, за которое добрый христианин не успел бы прочитать и половины молитвы. Только молодой воин продолжал еще барахтаться в пыли, запутавшись в полах собственного плаща. Дашка легко выбила меч из ослабевших рук и двужильными вилами пригвоздила его голову к земле. Села верхом, зажав голову между ног.
— Не устал мечом махать?
Воин с удивлением смотрел на девицу. Наконец выдавил из себя:
— Доберусь я до тебя ужо. Только дай срок.
— Грозишь, — удивилась Дашка. — Может, убить тебя, чтоб словесами не бросался? А, как думаешь?
Кинжалом провела по незащищенному горлу. Показалось несколько капель крови. Молодой затих, закатив глаза. Наконец прохрипел:
— Отпусти. Чего я тебе сделал? Если твоя взяла, что измываешься?
— А не срамно перед бабой в пыли валяться? А, воин?
Не дождавшись ответа, встала, убрала кинжал.
— Живи пока, да доброту мою помни. — Дашка подняла с земли шляпу, стряхнула пыль, одела на голову, спрятав под полами волосы. Сказала напоследок: — Свечку в церкви не забудь поставить, за чудесное исцеление.