Рогнеда. Книга 1
Шрифт:
Напоследок приказал крикнуть к себе Мефодия. Когда тот явился, велел:
— Узницу эту стеречь пуще остальных! Никого к ней не допускать и следить за этим особо. Помни, ежели случится с ней что, сам ее место займешь. Уразумел?
— Да, хозяин! — Мефодий изогнулся в поклоне.
— Тогда ступай! Исполняй, что велено.
Стражников Фирс Матвеич за доблестную службу похвалить забыл. Не о том болела голова у грозного посадника. А те, сами того не ведая, спасли Рогнеде жизнь.
А она не ведала, что своим страшным поступком закрутила такую цепь событий, которую развязать можно будет только с помощью крови. По-другому — никак. А юноша по имени Ульян уже искал нужных людей, чтобы вытащить ее из посадских рук.
Если спуститься по Вознесенской улице аккурат до самой реки Сулы, а потом повернуть направо, да миновать рыбацкие хижины, упрешься как раз в Кривой переулок. Стоит на него ступить, справа и слева потянутся неказистые хижины. Селились здесь в основном разорившиеся купцы да мелкие торговцы — одним словом те, кому скудость средств не позволяла построить дом покрасивше да побогаче. И жить не здесь, среди убогих лачуг, а на возвышенности, где высились дома городской знати. Там и воздух чище и места вольготнее. Не то, что здесь, среди городской толкотни да пылищи.
В одном из таких домов прошлым летом поселилась семья Кузмичевых. Отец Никодим с женой Хавроньей да с сыном Ульяном, отроком восемнадцати лет. Челяди не было, сами со всем управлялись. Да и хозяйство, надо признать, не такое уж великое, чтоб еще и прислугу держать. Корова, пара свиней да гусей с десяток — вот и все хозяйство. Никодим, хоть и в летах был, но еще крепок, да и подросший сын помогал. Сноровист был вьюнош, быстр, все на лету схватывал, чем радовал родительское сердце, несмотря на невзгоды, свалившиеся на голову семейства Кузмичевых. Этим летом, ближе к осени, пристроил Никодим сына на мельницу. Тот и там управлялся. Хоть и жалел Никодим сына, и старался до времени оградить от тяглой работы, но приходилось вертеться, чтоб с голоду не помереть.
Так и жили, горюя временами о былой безбедной жизни.
Еще лет десять назад о купцах Кузмичевых, считай, весь город наслышан был. Род старинный и богатством своим, накопленным не за одно поколение, знаменит был. Держали Кузмичевы лавки во всех ближайших городах и погостах. В особо удачливые годы корабли, снаряженные купцами, да с доброй командой и в заморские страны ходили. Везли туда пеньку, пшеницу, сало да жир в дубовых бочках, меха, воск, мед да много чего еще. А возвращались загруженные специями, шелковыми да сатиновыми тканями, дамасскими клинками, которые особенно ценились и приносили немалую выгоду. Корабли доходили аж до Константинополя, хоть путь был и труден и опасен. Тем и жили. И богатели год от года.
Никодим получил от отца крепкое наследство и, по мере сил, начал приумножать его. Но на восьмой год как батюшка помер, а Ульяну исполнился всего второй годик, случилось несчастье. Отправился Никодим с одним из караванов в город Тархы. [29] По дороге, едва только вышли на просторы Хвалынского моря [30] нежданно на торговый караван напали пираты. Вывернули из-за ближайшего острова и посыпались на палубу, словно горох. Охрана была, но это мало помогло — взяли пираты своей внезапностью. Кого убили, кого полонили, товар пограбили, в общем, великое лихо приключилось. Попал тогда в полон и Никодим.
29
Современная Махачкала (прим. автора).
30
Древнерусское название Каспийского моря. Возможно, происходит от древнерусского названия населения Хорезма — хвалисы.
Долго пришлось мыкаться, прежде чем удалось вернуться домой, на Русь-матушку. Слава Богу, живой, с руками, да с ногами. За время отсутствия хозяина все огромное хозяйство пришло в полный упадок. Не было должного пригляду, да и думали, что сгинул Никодим в дальних странах, вот и творили, что хотели. А Хавронья-жена непутевая, к торговым делам не способна была, оттого и случилось такое.
С той поры нашла черная полоса на род Кузмичевых. Сколько не бился Никодим, а былого величия достичь уже не смог. Да и здоровье подрастерял, скитаясь неведомо где с колодкой раба на шее. Наоборот, с каждым годом становилось все хуже и хуже, как будто прогневил купец чем-то небесные силы, вот и навалилась беда на род Кузмичевых. Только, за какие грехи — непонятно. Вроде, трудились не покладая рук, но у Господа разве спросишь?
Через несколько лет разорились они совсем, да так сильно, что чуть в закупы не попали, да Бог миловал, оградил от такой беды, явив все-таки напоследок свою милость. Погоревал Никодим, да стал думать, что дальше делать. Но путного так ничего и не придумал. Продали дом, распродали все остатнее имущество. Тех крох, что удалось выручить, едва хватило на небольшой домик в Кривом переулке, да на скотину кое-какую. И начали жить, тоскуя о былых годах. Хавронья по-первости ворчала, когда самой приходилось черную работу исполнять, но со временем привыкла и голос больше на мужа не поднимала. Живы — и слава Богу!
Но Никодим не был бы купцом в пятом поколении, если бы не оставил кое-что на черный день. Никто об этом не ведал: ни сын, ни тем более жена. Когда переехали в новое жилье, тайно ночью закопал он под высоким деревом то золотишко, что сберечь удалось. Его хватило бы, чтоб прикупить и более просторный домик, но Никодим тратиться не стал. Здраво рассудив, что с этого не разбогатеешь, а малую толику золотишка на черный день надо иметь. Неизвестно, как еще жизнь в дальнейшем повернется.
Теперь надежда была на Ульяна. Может, ему Бог пошлет большую удачу? Со временем тот окреп, возмужал, превратившись из угловатого отрока в статного юношу. Никодим, видя такое дело, начал подумывать о женитьбе и тайком от сына стал подыскивать невесту.
Но Ульян огорчил отца, первым заговорив о свадьбе. Робко так сказал, пряча глаза и боясь отцова гнева. Никодим тогда рассвирепел не на шутку, чуть не прибил отпрыска, хоть и души не чаял в единственном своем сыне. Ладно, если бы выбор того пал на девушку из крепкой купеческой семьи, так нет. Вздумал жениться на сироте, у которой у самой ни кола, ни двора. Из всего прибытка — только хворый дед, со дня на день могущий отдать Богу душу.
Выслушал Ульян отца, низко опустил голову, ни слова не сказал и исчез из дому на три дня. Показал своевольство, даже гнева отца не убоялся! Когда явился, на глаза отцу не показывался, перекинется парой слов с матерью и опять исчезнет со двора. Хавронья, зная крутой нрав Никодима, о своевольстве сына с ним не заговаривала. Только вздохнет иногда тяжело, да и отойдет в сторонку, загремит котлами.
Однажды, когда Ульян приехал с мельницы, весь сизый от муки и встал у рукомойника сполоснуть лицо, тут уж Никодим не стерпел. Подошел сзади, положил тяжелую руку на плечо сына. Почувствовал, как вздрогнул Ульян, но не повернулся, а только напрягся весь.
— Что ж ты бегаешь от меня, как кот нашкодивший? Не хочешь с отцом поговорить, да совет отцовский выслушать.
Ульян повернулся, повесил рушник на крючок, встретился глазами с отцом.
— Знаю, что ты сказать хочешь.
— А коль знаешь, чего противишься? Знай, что благословения на брак с этой холопкой не дам! Даже и не проси!