Рок, туше и белая ворона
Шрифт:
– Как кто?
Что мне сейчас сказать, а главное, как? Я не могла побороть немоту, в затылке запульсировала боль. Сознание не ответило на запрос. Я тут же пошла прочь, уберегая себя от самой себя. Мне не нужен стоп, но мне нужен чёртов тайм-аут! Сейчас!
Опасаясь смотреть по сторонам, я стремительно пересекла двор, идя в беседку. Я нигде не видела отца, а моя гитара стояла на подставке около динамика.
– Тебе придётся взять гитару в руки, - сказал Раф, обходя меня, и поднялся в беседку, - Леры больше нет, а без ритм-гитары, всё это моё дерьмо не звучит и вообще не имеет смысла. Где Миша?
– вспылил Раф, обращаясь к Раевскому старшему. Колян настороженно посмотрел
– Я же по твоему мнению полный ноль.
– усмехнулась я, смотря на Рафа с подозрением. Он явно, пьян, а дела с тормозами у него даже у трезвого обстоят не лучшим образом. Мне бы стоило попридержать свой язык. Но я кажется не в лучшем состоянии.
Раф перекинул ремень своей гитары.
– Я этого не говорил, - пробубнил он, - Возьми гитару.
Я взглянула на крёстного и поднялась. Колян подошёл ко мне. Он вопросительно вскинул подбородком и склонился над моим ухом отдавая мне Гибсон за гриф.
– С ним что?
Я могла лишь головой покачать. Я, сама понятия не имею, я таким его не видела никогда.
– Покажи мне аккорды.
Он замер на мне удивлённым взглядом.
– Ты никогда не слышала? В смысле… я был уверен, что Миша, показывал тебе аккорды, вы же вроде… - он замолчал и нахмурился.
– Покажи ей аккорды, - попросил Раф, Коляна. Тот кивнул и подошёл ко мне. Почему Раф сам не покажет? Это же он их написал. Ничего не понимаю. Он лишь сказал Коляну, что хочет сыграть, а тот за пять минут, обозначил мне все ходы и даже все тонкости. А вообще-то, ничего себе… Музыка очень многосложная. Это явно не уровень подростковой рок-группы каких тысячи. Миша прав. У них есть шанс и он велик.
– Наконец-то! Где тебя носит?!
– возмутился Гордеев, когда Миша влетел по ступенькам. Он ничего не ответил, странно лыбясь. Раф отдал команду на начало и явившаяся, как из ниоткуда Сола, выключила музыку на ноутбуке, позволяя нам вступить. Миша красиво заперебирал струны своей гитары, в незнакомой мне мелодии и Раф, занял свой центр мира, у микрофона. В небрежно развязной манере, он запел будоражащим хриплым голосом полу-рыча и форсируя.
Что-то промелькнуло перед моим взором, как видение. Размытый силуэт во тьме и чёртово море крови…
Я просто застыла истуканом на последнем аккорде. Народ ликовал, а я чувствовала невероятно смертельное кружение эмоций внутри. Я всё ещё не могла отделаться от навязчивых кадров не пойми, что значащих. Толи бред, толи память… Они вторгались в реальность вокруг. Дыхание сводило судорогой. Я схватилась за гриф, до бела в костяшках. До боли. Я не могла оторвать от Рафа свои проклятые глаза, он мог кровоточить от этой игры моего разума, море крови текло по его шее. Я испугалась. По-настоящему, чёрт побери! Когда я зажмурилась открыла глаза вновь, крови больше не было, только маска на его лице, пыталась спрятать скорбь.
Не отстраняясь от микрофона Раф поймал мой взгляд и слабо ухмыльнулся.
– Что, хреново?
– Мне? Очень.
– я попятилась, - Я, эм… мне надо выпить.
Развернувшись, я как ошпаренная отобрала у Солы стаканчик. Я даже не поняла когда она поднялась к нам и что я сейчас опрокинула залпом. Бесчувствие - всё что я желала сейчас. Просто отключится. Я завидовала своей бессердечной матери и сострадала сломленному отцу, застряв где-то меж двух огней, снедаемая торнадо из ужаса и беспомощности.
Я не хотела слушать, не хотела играть, хотела заткнуть свои долбанные уши и остаться в одиночестве, переживая внутреннее крушение. Ловко отточено вырывая из струн бас-аккорды, сливая с переливами моей гитары, его голос, звучал уже иначе, не так как мне было бы легче. Но так как мне по душе. Как-то больно и жестоко и музыка имела уже совершенно другой оттенок, словно авторский почерк. Он мне знаком. Автограф сам'oй жестокой драмы. И в совокупности с игрой всех остальных, ярко, страстно, совершенно и пожалуй полностью отражая всю его личность, которая как оказалось совсем не та, что я знала…
Мои пальцы до судороги впивались в медиатор. Раньше я никогда не слышала группы «ДиП», в целостном виде после возрождения, и того, как он поёт, потому не знала этого. Сейчас, потрясая пространство, свои сильным хриплым голосом, он смотрел напряжённо поверх толпы и был богом. Я бы и с пистолетом у виска не смогла придумать сравнения точнее, но «бог» было наиболее подходящим, но всё ещё недостаточно правильным, чтобы описать его сейчас. И я не о внешних признаках, я о том, эмоциональном заряде, что он посылает со сцены. А он сам, был слишком сложным. Едва открытым для чужого взора, под прочным мороком жестокости и высокомерия.
Треть присутствующих скандировала слова песни, зная текст, но совершенно не зная о чём эта музыка. Для меня это тоже Сакраменто. Могу лишь предположить, что каждая его песня, как исповедь для него. Кто-то был там вместе с ним. Кто-то, за кого он боролся и проиграл. Кто-то, кто выпал из его жизни замертво. Кто бы это ни был, он поселил скорбь потери, там, где когда-то было сердце. Все мы терпим неудачи и потери. Но есть потери с которыми невозможно смириться. Это убило бы его. Как бы там ни было, но если бы смерть в этой аварии не прошла мимо меня, лишь едва коснувшись, что было бы тогда? Или во всех этих эпизодах… У Кости нет детей кроме меня. У него вообще больше никого кроме меня нет.
Отдав Коляну свою гитару, решила пойти в свой домик на дереве. По пути, подцепила бутылку джина, одиноко стоявшую на столе.
Глава 5. Прятки
Взобравшись с горем пополам по веревочной лестнице, уселась на куче подушек, обняла свои колени и пропала без вести. Под аккорды No Celebration - Paradise Lost, в стороне ото всех, я растворяла свою дурацкую болезнь в меломании и алкоголе. У джина был странный химический привкус, но я наплевала на это.