Рок
Шрифт:
Впрочем, одернул себя Харман, не единственным. Неслыханно, но он до сих пор не понимал принципов работы Верховной палаты, хотя уже много лет числился ее выборным членом. Всего в Верховную палату входили 13 человек, но официальные должности имели лишь семеро, в том числе и он сам, и Блендер. Все семеро и были выборными членами. У остальных был статус постоянных членов. Это были странные люди. Они не имели имен только номера от Первого до Шестого. И садились они так, чтобы их лица оставались в тени. Харман никогда не видел ни одного из них нигде, кроме заседаний палаты, да и то не всегда, а на заседания Совета Федерации они вообще не являлись. Чем они занимались,
Когда-то в далеком прошлом, когда Харман уже восемь лет как возглавлял Социальный институт, что автоматически давало право членства в Совете Федерации, пределом его карьерных притязаний было попасть в Верховную палату Совета. Да, тогда он был еще горяч и романтичен, хотя уже и не юн. Как он тогда волновался в предвкушении этого ослепительного мига! Его счастливое ожидание продолжалась недолго, до тех пор, пока он не узнал, что его статус не высший. Эти шестеро уже были в палате, когда он туда только попал, были они и сейчас, будут и после него. Ему казалось, что эти шестеро загадочных людей будут парить над властью и законом всегда, даже тогда, когда он уже умрет от старости и его тело рассыплется в прах и пыль. Десятилетия службы старили его, но эти шестеро были словно законсервированы! Черт бы их побрал! Харман терпеть не мог загадок, особенно неразрешимых, они вносили в его социальные схемы неопределенность, но больше всего хлестали его по самолюбию. Поэтому он не любил Блендера, так как предполагал, что тот знает тайну загадочной шестерки, а это вызывало непреодолимое чувство ревности.
Председателя Совета Федерации, престарелого заносчивого коротышку Йоргена Кайзера, Харман в расчет не брал. Подумать только, он всерьез считает, что является верховным владыкой Новой Цивилизации! Вот ведь осел! Видимость власти, внешнее почитание совсем ослепили свиные глазки Йоргена, за последние годы он окончательно превратился в марионетку. Только кто этими ниточками дергает? Если не считать Блендера, полномочия которого до конца не были известны, Директор Социального института был на Ирии самым властным чиновником, но не самым независимым. А вот Блендер, по его мнению, был слишком независим.
Харман потер висок. Мысли о верховной власти всегда выбивали его из колеи и портили настроение. Долгие годы он подбирал ключ к разгадке этой странной системы, пришедшей из тьмы веков, но каждый раз она противоречила его знаниям и жизненному опыту, выходила за рамки здравого смысла, от нее веяло и фарсом, и страхом одновременно. Фарсом потому, что Харман был убежденным атеистом, а от этой загадочной шестерки разило мистическим апломбом, претензиями на тайное знание, якобы пришедшее из прошлого. Чего стоит тайное учение дуализма, разработанное еще самими «три А»?! Что гениального в утверждении необходимости социальных противовесов? Да и в самой стабильности, которая завела общество… Стоп!
Харман даже себе не позволял некоторых мыслей. Как человеку осведомленному и умному, Директору многое из происходящего вокруг казалось одновременно и смешным, и отвратительным, но он нигде не искал ответа, кроме как в собственной голове. А на некоторые темы опасался даже формулировать вопросы, так как они были опасны для благополучия. Как социолог, он знал, что острые вопросы действовали на разум и душу, как вирус на организм: достаточно запустить болезнь, и она проявится если не высокой температурой, то нервным поведением, неуравновешенностью,
За темными стеклами лимузина мелькнул поворот в тоннель Управления социальной безопасности. Да, он едет к Блендеру. Возможно, этого не надо было делать, но Пауль переиграл его. Он позвонил ему домой и вежливо попросил приехать к нему в Управление, так как не хотел бы вызывать огласки. Харман мысленно усмехнулся: какая в их мире может быть огласка?! Он немного растерялся, поэтому машинально сказал «да». Буквально через секунду он пожалел о своем согласии. «Каков негодяй! Все просчитал!» – мысленно воскликнул Директор. Неприятно было чувствовать себя в дураках. Но ничего, это только начало, это только первое соприкосновение. Харман решительно ткнул в кнопку связи с дежурной службой института.
– Рад вас видеть, Рональд! – тонкая холодная кисть мягко приникла к его пальцам. Харман вздрогнул, но внешне остался невозмутимым. Никогда еще эти два человека не смотрели друг другу в глаза так близко. Они не были тесно знакомы, но в Верховной палате существовало давнее правило называть друг друга только по именам, без фамилий и титулов, а они привыкли соблюдать традиции.
Лицо у Блендера было вытянутым, с тонким длинным носом, узким подбородком и короткой щелкой рта, окаймленной исчезающими полосками губ. Прямая челка жестких черных волос уменьшала невысокий лоб, зато выделяла глаза, глубоко посаженные, с белесыми зрачками.
– Пауль! – перешел Харман в наступление. – Вы меня удивили. О какой огласке может идти речь?
– Поверьте мне, Рональд, – Советник посторонился и указал рукой на лифт: – Здесь нам будет говорить удобнее. И извините, если я нарушил ваши планы.
– Хорошо, оставим это. – Харман шагнул к лифту. Он понимал, что нельзя верить ни единому слову Блендера, но его извинения все равно подействовали расслабляюще.
Кабина мягко провалилась вниз, в окошке замелькали цифры. «Ого! – подумал Харман. – Уже минус 24-й этаж!» Это Управление занимает пространство, соразмерное его институту! Но ведь кабинет Блендера на верхнем этаже здания, также как и его, Хармана, почему же они не едут наверх?
Он перевел взгляд на Советника. Тот тоже смотрел на окошко этажности. Внешне он был спокоен, но напряженные плечи выдавали волнение. Или Харману показалось?
– Пауль! Я думал, что мы будем разговаривать в вашем кабинете.
– Что? – Блендер вздрогнул и оглянулся на своего гостя. – А, кабинет… Возможно. Потом поднимемся. – Он повернулся и немигающим взглядом уставился в лицо Директору, зрачки его горели каким-то внутренним огнем.
Харман окунулся в эти глаза и подумал: наверное, вот так выглядит первый симптом заболевания социальным вирусом.
– Рональд, я хочу с вами поговорить без помех. Там, внизу, есть все условия для этого.
– Хорошо, Пауль, – Харман пожал плечами, – я готов следовать за вами. Но учтите, я считаю такие меры предосторожности излишними.
Лифт бесшумно затормозил и распахнул двери, в окошке высвечивалось число «44», это было глубже на два этажа, чем в Социальном институте. Неуместное сейчас чувство ревности кольнуло самолюбие. Харман поспешно задавил эти ощущения. Их никто не встречал. Перед ними начинался коридор, прорубленный прямо в граните, с редкой цепочкой тусклых фонарей. Такого Директор никак не ожидал увидеть.