Рокировка
Шрифт:
— Постам доложить обстановку! — скомандовал Клякса, поспешно проглотив пирожок.
В эфире еще несколько секунд хихикали, потом ехидный голос разведчика Андрея Лехельта по прозвищу «Дональд» сказал:
— Морзик надел гипс не на ту руку, что с утра. Старушки у рынка крестятся…
— Вижу… Пусть идет как есть, не дергается. Поздно пить боржоми…
Кира улыбнулась.
— Не везет парню.
— Что значит — не везет?! — возмутился Зимородок. — Его убирать надо с постовой работы. Причем срочно! Он у меня вот где! — капитан провел ладонью по горлу. — Я до сих пор очки списать
Разведчик лейтенант Черемисов, он же Морзик, месяц назад, поспешая за объектом в толпе, обронил с носа специальные очки с встроенной системой связи и фотодокументирования. Очки, естественно, тотчас растоптали прохожие, а дотошная техническая служба управы по сию пору терзала Зимородка запросами и объяснительными о судьбе ценного технического устройства.
— Он за год грохнул [13] пять объектов! У нас никогда такого не было…
Зимородок взял микрофон, сказал сухо, без эмоций:
13
Грохнуть объект — потерять, упустить (жарг.).
— Старому — внимательней проверять сотрудников перед выходом на посты.
— Есть. — лениво откликнулся из первой машины оперуполномоченный Михаил Тыбинь.
Кира мельком глянула на рацию:
— Ты с Шубиным говорил?
Клякса угукнул сверху, не отрываясь от бинокля и стесняясь своей излишней горячности.
Сотрудник ОПС должен быть холоден и невозмутим, как сытый удав, это аксиома.
Жизнь, однако, сложнее правил.
— И что? — Киру не удовлетворило просто «угу».
— Заменить некем… учите… воспитывайте…
— Сан Саныч зря не скажет.
— Надеюсь… — вздохнул Клякса. — Ну, а если человеку не дано? У нас ведь специфический профиль. А Морзик — он заполошный какой-то… Вот Андрюха Лехельт — профи. Родился со связью в ухе и тут же отследил собственную мамочку… Ты чего улыбаешься?
— Ничего. Это я так, о своем, о девичьем…
Зимородок поплотнее прижал резиновые ободки к глазам.
Кобра была умной женщиной. Она не стала напоминать Кляксе его первые шаги на тернистом пути становления сотрудника ОПС.
А ведь Зимородок на заре своей карьеры, начитавшись оперативных сводок «наружки», покинул тихие кабинеты службы контрразведки и ступил на питерские улицы твердой ногой пограничника в уверенности, что уж теперь ни один шпион его не проведет.
В первую же смену он вошел в анналы анекдотов и преданий «наружки», когда по пятам объекта по кличке Камбуз ворвался в коридоры отеля «Астория».
Потрясенный тишиной и евростандартом, Клякса невольно снял вязанную шапчонку перед украшенным многочисленными золотыми галунами портье и скромно проследовал за мордатым Камбузом афроамериканского происхождения в бар, отражаясь в витринах ювелирных бутиков и многочисленных зеркалах.
Все было бы ничего, но, согласно типажу, у Зимородка была накладная борода, завязанная на веревочный бантик на стриженой макушке. Так было нужно, чтобы при необходимости быстро избавиться от фальшивой растительности на лице и предъявить окружающим младенчески гладкий подбородок. Клякса, следуя инструкциям наставника, вел себя естественно, в зеркала не смотрел и подозрительные взгляды встречных гордо игнорировал, уповая на свой прикид. Он лишь упустил из виду, что под шапчонкой бантик был незаметен, а вот без нее предстал окружающим во всей красе.
Бравый Зимородок добрые четверть часа фланировал по ковровым дорожкам отеля, поражая постояльцев подвязанной на бантик курчавой черной бородой, пока одна экзальтированная дама с ярко намалеванными огромными губами и лошадиным лицом не вскричала, тыча в него пальцем:
— Oh, Boy, it’s KGB agent! [14]
Столь яркий эпизод разбирали на оперативках во всех конспиративных квартирах, в просторечье именуемых «кукушками». Шубин, заместитель начальника ОПС, в память об этом казусе присвоил одному из молодых сотрудников группы Брунса позывной «Бантик». Дабы впредь неповадно было так влипать.
14
Боже, это агент КГБ! (англ.).
С тех пор Клякса-Зимородок не одну сотню километров протопал питерскими улицами, и не одну тысячу проехал автомобилями поисковой службы, разрабатывая то военных атташе, то тамбовских или сызранских братков, то экзотических индокитайцев. Под последних ему подбирали особый типаж и раскосый грим. И ляпов у него больше не случалось…
Сегодня же он сидел на пункте постоянного наблюдения в угловой квартире кирпичной пятиэтажки на Соборной улице славного города Гатчины и, в соответствии с полученным нарядом на время отсутствия группы Брунса, вел наблюдение за лидером осевшей здесь чеченской организованной преступной группировки Дадашевым и его помощником Нахоевым.
В форточку хорошо просматривались подходы к старому рынку, где среди мандаринов и хурмы обитали гордые дети гор, но сами узкие рыночные ряды и особенно складские помещения на заднем дворе были в мертвой зоне. Для контроля за ними приходилось ежедневно выставлять два пеших поста наружного наблюдения, что в условиях маленького городского рынка было весьма непросто.
Третий пост на колесах стоял у главных ворот рядом с пирожковой и вел наблюдение во втором секторе за двухэтажным деревянным флигелем на противоположной стороне улицы, арендованным под жилье чеченской бригадой.
Это задание не вдохновляло Зимородка.
Он не любил статичных объектов. То ли дело гонять по трассам, проспектам и мостам за каким-нибудь оптовиком-наркодилером, или тянуть чинный военный атташат, нарезающий по городу круги в тщетных попытках — нет, не оторваться, а хотя бы выявить хвост. Группа Брунса укатила в какой-то приморский город на прикрытие откомандированного туда сотрудника, там заваривалась крутая каша и ребята непременно будут при деле, а здесь, подменяя их, приходится который день подробно созерцать и фиксировать бытие кривенького недомерка с огромным носом и не менее огромным национальным самосознанием…