Рокировка
Шрифт:
Три головы одновременно кивнули, и я шевельнул рукой. Глушилка спала. А в следующую секунду Борис — чуть громче, чем требовалось — сказал голосом Анны:
—…тогда мы пойдём, братец……отдыхай…
Я показал ему большой палец, и Борис вяло улыбнулся в ответ.
— Желаю вам хорошо повеселиться, — отозвалась Анна с кровати слабым голосом Бориса. — Константин, Надежда — вы позволите мне звать вас по именам? — заходите ещё. Я буду вам рад, если не умру. Впрочем, я жду вас и на свои похороны.
Надя закашлялась, мне тоже стало не по себе. Зато Борис, повторив
Возле двери Борис нажал на выключатель, и комната погрузилась во мрак. Когда мы вышли, то увидели стоявшую напротив командира гвардии пожилую женщину в чепце.
—…мой брат устал и уже засыпает… — сказал Борис голосом Анны. —…я бы не стала его тревожить, Серафима Ильинична…
— Ох… — сиделка перекрестилась. — Ну, дай Господи, чтобы сон на пользу. Я тогда позже зайду, посмотрю.
Борис невнимательно кивнул женщине и сделал шаг в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Покачнулся. Надя быстро очутилась с нужной стороны и ухватила его под руку. Я встал с другой стороны. Борис, поколебавшись, взял меня за локоть. Я не был уверен, что с точки зрения этикета всё это выглядит идеально, но уже плевать. В крайнем случае Анне придётся потом выслушать лекцию. Впрочем, если наш план в итоге сработает, то вряд ли кто-то найдёт время для этой лекции.
Надя продолжала играть свою роль. С учётом того, что Борис едва держался на ногах, да к тому же Анна в принципе не болтлива, Наде предстояло до самой посадки в машину трещать без умолку, создавая непринуждённую атмосферу. С чем она, впрочем, справлялась на отлично.
— Ах, как же я завидую вам, ваше высочество! — тарахтела Надя. — Мне бы тоже хотелось обучаться исключительно на дому. Хотя, конечно, на самом деле мне просто не нравится рано вставать и идти на занятия. Ну скажите, разве это не жестоко? В нашем возрасте, когда вокруг кипит жизнь, мы должны тратить себя на эти скучные и пыльные учебники! Мне кажется, что настало время для образовательных реформ, всё это должно происходить как-то иначе. Я, правда, пока не очень понимаю, как — ведь учение, как ни крути, важно, однако…
Я заставил себя отключить мозг. Под аккомпанемент Надиной трескотни мы подошли к парадной лестнице. Лицо Анны Александровны было напряжено донельзя. Ещё чуть-чуть — и на лбу выступят капли пота. Великий князь Борис был готов грохнуться в обморок, но держался каким-то надчеловеческим усилием. Могучая сила воли у этого парня. Такие люди нам нужны.
Голос Нади тоже утратил непринуждённость. Мы должны были спускаться быстро, чтобы всё это не походило на вынос тела, и при том — осторожно, чтобы Борис в непривычной обуви не оступился. Быстро ему было тяжело, но он, стиснув зубы, старался.
И вот, когда последняя ступенька осталась позади, когда я почти позволил себе с облегчением выдохнуть, что-то изменилось в пространстве перед нами. Я готов был поклясться, что никого тут не было буквально только что, и вот — перед глазами пролетело и остановилось изумрудно-зелёное платье с золотой отделкой.
Портреты этой женщины встречались не так часто, как портреты императора. Но всё же парочка в академии была. Да и под руководством деда я старательно запомнил множество лиц, имён и фамилий, среди которых это лицо занимало, наверное, первое место.
— Ваше величество, — тихо сказал я и поклонился императрице.
Для этого мне пришлось отпустить Бориса. Надя поступила точно так же, резко замолчав. Я на неё не смотрел, но предположил, что она побледнела не хуже великого князя. Ох, не каждый день выпадают такие встречи даже на долю простых смертных. А уж когда они случаются при таких обстоятельствах… Держись, Надя. Верю в тебя, сестра. Пусть души всех великих актёров прошлого вселятся в тебя в эту секунду и позволят хотя бы просто молча стоять.
— Ты нас не представишь, моя дорогая? — послышался голос императрицы.
Негромкий и мягкий, но, как и в голосе её супруга, в нём чувствовались невероятные глубины, переполненные силой.
— Мама… — пролепетал Борис голосом сестры.— Да… Это… Это…
— Я шучу. — В голосе послышалась улыбка, и я позволил себе выпрямиться, чтобы увидеть ту же улыбку на лице её величества. — Нет нужды в церемониях. Разумеется, я прекрасно знаю, кто такой князь Константин Александрович Барятинский, человек, которому столь многим обязана наша семья. С глубоким уважением я рада приветствовать и вас, Надежда Александровна. Я очень рада, что моя дочь наконец-то нашла в свете друзей, с которыми ей по-настоящему интересно.
Взгляд императрицы блуждал с одного лица на другое. Казалось, она читает книгу, содержание которой её очень интересует. Я почувствовал жар. Вся наша затея трещала по швам. Мы всё выстроили безупречно, но один изъян у нашего плана всё же имелся: достаточно сильный маг легко мог пронзить взглядом маскировку. И если императрица сейчас увидит, что перед ней вовсе не дочь, а сын…
Хм. А что она тогда сделает?..
Не хотелось бы выяснять.
— Это великая честь для нас, — сказал я, постаравшись перетянуть внимание на себя. — Я говорю не только про дружбу с Анной Александровной, но и про встречу с вами.
— Бросьте, Константин Александрович. — Императрица перевела взгляд на меня. — Вам ли бить поклоны. Вы, в свои годы, уже сделали больше, чем многие аристократы делают за всю жизнь. Через пару сотен лет я останусь одной строкой в учебнике истории — тогда как ваши памятники будут стоять в каждом российском городе.
От таких слов я натурально утратил дар речи. Хотя, кажется, императрице только того и надо было. Она вновь посмотрела на свою… своего ребёнка.
— Я очень рада, — повторила она. — Думала, ты так и проведёшь жизнь одна, в окружении книг, дичась любого общества. Но теперь вижу, что ты повзрослела. Как же ты повзрослела… Я вижу перед собой прекрасную, цветущую девушку. А ведь, казалось бы, ещё вчера ты была четырнадцатилетним подростком и больше напоминала мальчика.