Роковая грань
Шрифт:
Не такой уж и молодой, под тридцать.
Их разделяет целая вечность.
О чем она думает, какое ей дело до того, сколько лет стотысячному помощнику отца?..
– Вот вы где.
Марио стоял на ступенях, не торопясь приближаться. Девушка подняла книгу, пытаясь воздвигнуть преграду между ними.
– Уходите, – отрубила она. – Я не хочу вас видеть.
– Я хочу попросить прощения.
– Вы хам, синьор Верроне.
– Только не говорите, что я впал в немилость, и мы перешли от имен к фамилиям.
Пьетра положила книгу на скамью.
– Я могу присесть? –
Не получив ответа, он устроился напротив девушки и положил ногу на ногу.
– Мне кажется – или вы напуганы?
– Я разочарована.
Сказав это, Пьетра поняла, что ее сердце колотится как сумасшедшее, а кровь снова приливает к щекам.
– Невыносимо думать о том, что я произвел плохое впечатление. Мне не хотелось бы заканчивать первый вечер нашего знакомства на такой ноте.
– Какое вам дело до того, на какой ноте закончится первый вечер нашего знакомства? Вряд ли вы увидите меня еще раз.
– Я буду часто бывать в доме вашего отца.
– Надеюсь, в мое отсутствие?
Пьетра поднялась, но Марио удержал ее, взяв за руку. Какие холодные у него пальцы. Да еще в такой жаркий день.
– Вы прекрасны как мадонна, – проговорил он тихо. – Признаюсь, я был удивлен, узнав, что у вас нет мужчины.
– У меня холодное сердце, – высокомерно проронила Пьетра, в очередной раз спрашивая себя, что на нее нашло, и почему она позволяет себе подобные речи. – И еще не нашлось смельчаков, решивших его растопить.
Синьор Верроне поднес руку Пьетры к губам и поцеловал. На несколько долгих секунд она замерла, зачарованная его глазами. Светлые и ясные, на лице с кожей оливкового оттенка они смотрелись странно. Она уже была готова простить ему и выпитое вино, и громкий смех, и наглые слова. Только пусть остается подольше. Она будет сидеть и смотреть на него. Изучать мельчайшие черты его лица и запоминать их. Он и вправду очень красив, ей не показалось. Классическая красота итальянских мужчин из романов, которыми она зачитывалась года три-четыре назад – и продолжает зачитываться до сих пор, пусть и тайком. Но они были пустыми, ненастоящими, мертвыми. А он живой. И стоит только протянуть руку…
– Вы даете мне шанс?
Опомнившись, Пьетра отдернула руку и отошла на несколько шагов, спустившись со ступеней. Не хватало еще, чтобы их кто-нибудь тут застал.
– Вы вольны делать все, что вам заблагорассудится. Вы ведь всегда так поступаете. А я принадлежу к обществу напыщенных святош.
– Это всего лишь ваш выбор. Вы вольны его изменить.
– Вы не понимаете, о чем говорите, Марио. Вы родились в другом мире.
– Да, вы правы. Но в каком бы мире мы ни рождались, выбор прост.
Пьетра убрала за ухо выбившуюся из прически прядь.
– Расскажите мне о Беатриче, – неожиданно попросила она.
Марио поднял брови.
– Зачем?
– Я хочу знать. О чем вы говорили с Сантино?
– Вас интересуют общие детали? Или, – он выдержал паузу, – постыдные подробности?
Усилием воли девушка заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Постыдные подробности.
Марио принял более расслабленную позу и улыбнулся.
– Я обязательно поделюсь ими с вами в более подходящей обстановке.
Пьетра не сдержала обреченного вздоха, и собеседник, довольный ее реакцией, кивнул.
– Простите, но я должен идти. Уверен, мы скоро увидимся.
Девушка ограничилась ответным кивком. К глазам подступили слезы. Праздничное настроение, в котором она пребывала каких-то несколько минут назад, улетучилось, оставив после себя холодную пустоту. Она уже хотела увидеть Марио снова. Она стояла, не решаясь сделать первый шаг в направлении выхода из сада, и ее преследовала навязчивая мысль, постепенно перерастающая в желание. Сейчас она сядет рядом с ним, обнимет, с наслаждением запустит пальцы в его волосы и будет целовать, забыв обо всем.
– Я могу признаться вам кое в чем? – заговорил Марио.
– Да, конечно, – ответила Пьетра, стряхивая оцепенение.
– Ненавижу алкоголь. Я пью только по особым случаям, и только тогда, когда из вежливости нужно взять бокал. Это неприятное ощущение затуманенного рассудка… вот чего я никогда не понимал в людях. Чувства могут достигать невероятной остроты. Мы пребываем на вершине блаженства, вдохнув запах кожи любимой женщины. Плачем, слыша прекрасную музыку. Забываем обо всем, пробуя изысканную еду. Но кто-то решил, что чувства обостряются с помощью алкоголя. А табак? Это ужасно. Мы напрочь забываем о том, как мудра создавшая нас сила, и падаем с головой в придуманные другими удовольствия. Но что мы знаем об истинной глубине удовольствий, придуманных природой? – Он сложил большой и средний пальцы, оставив между ними небольшой промежуток. – Ничего. Мы бродим по миру как слепые котята, даже не подозревая, какое наслаждение таит в себе трезвость рассудка. Ни одно вино, даже самое тонкое, не сравнится с чувствами, которые можно испытать при близости с желанной женщиной.
Пьетра провела языком по губам.
– Да, наверное… вы правы.
– Вы со мной согласны? В плане мужчин.
– Наверное, вы правы, – повторила девушка смущенно. – Я не знаю. У меня еще не было мужчин.
Марио виновато улыбнулся.
– Похоже, я снова смутил вас.
– Все хорошо, – уверенно кивнула девушка. – Я вам верю. Когда-нибудь… я узнаю.
– Обязательно узнаете, если захотите. – Он посмотрел на солнце, которое почти опустилось за горизонт. – Что же, мне и правда пора. Сделайте одолжение, присмотрите за Санни. Вот кто точно способен напиться до беспамятства и подпортить вам праздник.
Глава вторая. Что же заставило вас пойти на поклон к Джулиано Бертони?
25 мая
Рим, Италия
– Снова уезжаешь.
Аллегра стояла у окна вполоборота к своему мужчине и рассеянно болтала остатки шампанского в высоком хрустальном бокале. Стефано открыл шкаф и уставился на галстуки в поисках подходящего. Он проснулся не так давно, и голова была тяжелой.
– Ты объявил мне бойкот?
– Прости, милая. Я не услышал твоего вопроса.