Роковая музыка
Шрифт:
— Кто устроил весь этот грохот? — заорал Чудакулли.
В ответ он услышал нестройный хор нечленораздельных ответов и увидел много пожиманий плечами.
— Что ж, придется самому все выяснить, — прорычал аркканцлер и решительно направился к лестнице, остальные поплелись следом.
Он шагал, не сгибая коленей и локтей, — верный признак того, что аркканцлер пребывал сейчас в самом дурном настроении.
Музыканты не произнесли ни слова, пока возвращались из «Барабана»,
— Так… нам нужно… один кватре-крысенти с тритонами и без чили, клатчское жаркое с двойной порцией салями и четыре страты без уранита.
После чего сели за стол и стали ждать. Гитара мурлыкала четырехнотный мотивчик. Они старались не думать о ней. Старались думать о чем-нибудь другом.
— Наверное, мне стоит сменить имя, — сказал наконец Лава. — Ну, то есть… Лава… Разве это имя для музыкального бизнеса?
— И как же теперь тебя звать? — поинтересовался Золто.
— Думаю… может… только не смейтесь… что-то вроде… Утес?
— Утес?
— Настоящее тролльское имя. Очень каменное. Скалистое. И звучит, — попытался оправдать свой выбор Утес, урожденный Лава.
— Ну… Да… Но… Как бы… Утес? Не знаю никого по имени Утес, кто бы надолго задержался в нашем бизнесе.
— Это уж всяко лучше, чем Золто.
— Я был и остаюсь Золто, — решительно сказал Золто. — А Дион остается Дионом, верно?
Дион посмотрел на гитару. «Что-то не так, — подумал он. — Я ведь почти не касался ее. Я только… И я так устал… я…»
— Не уверен, — устало произнес он. — По-моему, Дион тоже не совсем подходящее имя, какое-то оно не такое… — Он замолчал и широко зевнул.
— Дион? — позвал его Золто.
— Гм-м? — откликнулся тот.
Там, на сцене, он чувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Ерунда какая-то… И рассказать он ничего не может. «Я стоял на сцене и чувствовал, что на меня кто-то смотрит…» Его товарищи отнеслись бы к нему с сочувствием…
— Дион? — снова позвал Золто. — Почему ты все время щелкаешь пальцами?
Юноша опустил взгляд.
— Правда?
— Да.
— Просто задумался. Мое имя… оно не подходит к этой музыке.
— А кстати, что оно значит на нормальном языке? — спросил Золто.
— Весь мой род носит фамилию Селин, — Дион решил не обращать внимания на оскорбление древнего лламедийского языка. — По-лламедийски это значит «падуб».
Он немного подождал, но его товарищи, чьи предки больше знали о видах камней, нежели о флоре Плоского мира, никак не отреагировали.
— Падуб — это каменный дуб, — продолжал Дион. — Только они растут в Лламедосе, все остальное гниет.
— Не хочу тебя обижать, — встрял новоявленный Утес, — но, по-моему, Дион Селин звучит как-то… по-женски.
— Мои родители рассказывали мне, что в детстве я очень любил петь. Особенно по ночам. И всех будил… — задумчиво сказал Дион. — Будил… Буди… Бадди?
— Бадди? — сказал Золто. — По-моему, это еще хуже, чем Утес.
— А мне кажется, — возразил юноша, — звучит очень даже неплохо.
Золто пожал плечами и достал из кармана горсть монет.
— У нас осталось чуть больше четырех долларов, — возвестил он. — И я знаю, как мы должны с ними поступить.
— Мы отложим их. Чтобы заплатить членский взнос Гильдии Музыкантов, — догадался новоиспеченный Бадди.
Золто задумчиво уставился в пространство.
— Нет, — возразил он. — Мы еще плохо звучим. То есть все было здорово, очень… необычно. — Он посмотрел на Диона-Бадди. — Но кое-чего не хватает.
Золто снова смерил Бадди, урожденного Диона, пронзительным взглядом.
— Ты в курсе, что тебя всего колотит? — осведомился он. — Ты ерзаешь на стуле, словно у тебя в штанах муравьи.
— Не могу удержаться. — Он очень хотел спать, но ритм не отпускал его, бился у него в голове.
— Я тоже заметил, — сказал Утес. — Когда мы шли сюда, ты все время подпрыгивал. — Он заглянул под стол. — И ты отбиваешь ритм ногами.
— И постоянно щелкаешь пальцами, — добавил Золто.
— Не могу не думать о музыке, — признался Бадди. — Ты прав. Нам нужен… — Он забарабанил пальцами по столу. — Звук, похожий на… пам-пам-пам-Пам-пам…
— Ты имеешь в виду клавишные?
— Клавишные?
— В Опере, на другом берегу реки, есть одна новомодная штука, пианино называется… — задумчиво произнес Золто.
— Да, но она не подходит для нашей музыки, — покачал головой Утес. — На пианинах обычно играют всякие толстые мужики в напудренных париках.
— Я полагаю, — сказал Золто, украдкой бросив взгляд на Бадди, — Ди… Бадди как-нибудь приспособит его для нас. Решено, нам нужно пианино.
— Я слышал, эта штуковина стоит целых четыреста долларов, — ответил Утес. — Тут никаких зубов не хватит.
— Я не имел в виду «купить», — ухмыльнулся Золто. — Мы его… позаимствуем. На время.
— Это называется воровством, — сказал Утес.
— Совсем нет, — горячо возразил гном. — Мы же вернем его. Сразу как закончим.
— О, тогда все в порядке.
Поскольку Бадди не был ни барабанщиком, ни троллем, он сразу уловил в доводах Золто некий логический изъян. И всего несколько недель назад он бы честно сказал, что обо всем этом думает. Но тогда он был странствующим бардом, играющим на друидских жертвоприношениях, примерным пареньком, который не пил, не ругался и не водился с дурными компаниями.