Роковая ночь
Шрифт:
Мы проговорили с ней до рассвета, после чего все трое удалились, а я остался один.
На следующий день я отправился поговорить со своим приятелем-факиром и отыскал его на одном постоялом дворе. Мы обнялись, и я обратился к нему с такими словами:
— Друг, я пришел сообщить тебе кое о чем! В моей жизни произошла важная перемена, и ты, наверное, жаждешь услышать, где я пропадал все это время?
— Разумеется, — отвечал он, — я беспокоился о тебе и места себе не находил после твоего исчезновения! Но ты разодет
— О друг! Ты прав, — вскричал я, — признаюсь тебе, что удовольствие мое было в тысячу раз больше, чем ты мог бы себе вообразить! Я — счастливейший человек и хочу, чтоб и ты почувствовал радость жизни. Оставь же постоялый двор и ступай со мной! Мы будем жить вместе.
И с этими словами я увлек его за собой.
Очутившись в том доме, который нанял Шапур, мой спутник был поражен изысканной роскошью обстановки. Я провел его по всем комнатам, и везде, перед каждой вещью он восклицал:
— Боже милостивый! Чем тебе Хасан угодил больше других!
— Брат, — спросил я его, — а чем тебя так взволновала моя удача?
— Я волнуюсь от радости, — ответил факир, — ибо удача моих друзей всегда меня радует без меры.
Я счел его искренним и сказал:
— Если так, то следует отпраздновать этот день. Пусть общая радость сегодня наполнит наши сердца весельем! — и велел приготовить для него особое угощение.
Мог ли я знать, что тем самым отдаю себя во власть одного из коварнейших негодяев на свете?
Мы сели за стол, поели и выпили вина. Факир все хотел проникнуть в сущность происшедшей со мной перемены; когда мы разгорячились от выпитого и съеденного, он настоял на том, чтобы я открыл ему свой секрет.
— Неужели ты боишься подвоха с моей стороны, Хасан? — твердил он. — Ведь я так люблю тебя, что не способен причинить тебе малейшее огорчение!
От его дружеских признаний у меня исчезли всякие опасения. Опьянение развязало язык, и тайна моя вышла наружу. Я ничего не утаил от факира и даже попытался ему в меру своего скромного красноречия описать совершенство моей возлюбленной Зулейхи. Приятель меня остановил словами:
— Нет нужды искать выражения красоте, перед которой склонился даже царь Кандагара! Лишь совершенство может покорить царское сердце, и твоя возлюбленная, без сомнения, ослепительна.
— О да, — воскликнул я, — словами не выразить ее красоту! Язык мой бессилен описать ее прелесть! Но завтра она сама будет здесь, и ты сможешь собственными глазами убедиться в том, что я прав.
Услышав последние слова, факир обрадовался. Он пришел в восторг и заключил меня в объятия, восклицая:
— Если ты выполнишь то, что сказал, то доставишь мне величайшее удовольствие!
Я и не собирался отступать от своего слова. Когда приблизился час появления Зулейхи, я сказал факиру:
— Я постараюсь уговорить
Вскоре раздался стук в дверь: это пришли Зулейха и Кале-Каири. Факир спрятался в нише, а я пошел отворить им двери. Царевна подала мне руку, и я помог ей войти в дом.
— Умоляю тебя, повелительница, — обратился я к ней затем, — позволь мне привести с собой товарища-факира. Мы вместе с ним совершили путешествие в Кандагар, и я не мог не пригласить его сюда! Пусть сегодня он сядет за стол вместе с нами.
— Что за немыслимое предложение, Хасан, — возразила она, — неужели ты хочешь, чтобы меня увидел посторонний человек? Зачем чужому мужчине видеть меня, тем более в этом доме? Нет, разумнее было бы держать дело в тайне! Не выставляй же меня напоказ. Будем хранить наш секрет, и чем строже — тем лучше.
— Госпожа моя, — ответил я, — это не просто попутчик, но друг. Вам не придется раскаиваться, если вы выполните мою просьбу.
— Ах, Хасан, — сказала она, — сердце говорит мне, что ему не следует доверять. Я предпочла бы не открывать лица, но могу ли я отказать тебе в чем-либо? Пусть будет по-твоему.
Тогда я позвал факира, и Зулейха была особенно гостеприимна, желая доставить мне удовольствие. Мы сели ужинать вчетвером. Мой товарищ изо всех сил старался проявить свои дарования: он был остер на язык и находчив, и вскоре гости почувствовали, что болтовня, легкомысленные шутки и развлечения были его стихией. Благочестием тут и не пахло!
Набив живот яствами, он потребовал еще вина и в конце концов напился сверх всякой меры. Разум его помутился, язык болтал несусветную чушь. Вскоре мой приятель настолько разошелся и осмелел, что протянул руку к моей возлюбленной. Наглость его перешла все границы, он схватил ее за шею, притянул к себе и поцеловал…
Возмущенная Зулейха оттолкнула его и воскликнула:
— Эй, держись-ка подальше! Кем бы ты ни был, на месте Хасана я велела бы слугам выпороть тебя хорошенько!
И она набросила на лицо покрывало, намереваясь оставить этот дом. Я пытался удержать ее, но напрасно.
— Видишь, — сказала она, — как глупо было приглашать сюда твоего приятеля! Он — ненадежный человек, и я не хочу более переступать порог этого дома. Пусть он уедет отсюда! Иначе ты меня здесь не увидишь.
И обе женщины удалились. Я вернулся в трапезную, расстроенный всем происшедшим, и горько упрекал факира в безнравственности:
— Сколь велики твоя непочтительность и распутство! — говорил я. — Ты оскорбил Зулейху, и теперь она, может быть, вспомнит, как горячо я просил ее познакомиться с моим другом. Что, если она не простит мне этой обиды?