Роковая точка «Бурбона»
Шрифт:
Поляков часто задумывался над причинами экономической мощи Америки. «Говорят, истина лежит между двумя противоположными мнениями. Неверно! Между ними лежит проблема. И янки быстро сообща решают ее. Вот бы так было в России! — подумал он. — У нас обязательно с матерщиной, а иногда и с мордобоем решается даже малая головоломка».
Поляков, как страстный любитель охоты, рыбной ловли и столярно-слесарного инструмента, нередко бродил по лавочкам и магазинчикам, любуясь широким ассортиментом товара, которого в Советском Союзе в то нелегкое послевоенное время просто
Наша промышленность работала с надрывом под лозунгами — сначала реальным, сталинским — быстрое восстановление порушенной войной экономики в недавно оккупированных областях, а затем мнимым хрущевским призывом — догнать и перегнать Америку по основным политико-экономическим показателям. Завершить единоборство с самым амбициозно-прожектерским проектом. Суть его заключалась в главном: впрыгнуть в 80-е годы в новую общественно-политическую формацию — коммунизм.
Эти прожекты «мудрого» правления очередного «вождя» как внутри страны, так и на международной арене были нередко смешны, наивны и уродливы.
Это выражалось в непродуманных указаниях:
— по уничтожению собственного скота на крестьянских подворьях;
— по ликвидации приусадебных участков в колхозах и совхозах;
— по перемещению полутора миллионов жителей Центральной России для освоения целинных земель в Казахстане;
— о повороте северных рек;
— внезапная, маломотивированная передача Украине Крыма с Севастополем — городом русских моряков;
— подарок КНР города Дальний и вторая сдача военно-морской базы Порт-Артура с выводом оттуда всех советских войск;
— Карибский кризис с его опасностью возникновения Третьей, теперь уже горячей мировой войны, говорили о генераторе многих проблем, которые создавал Кремлевский сиделец, не думая о последствиях: социальных — внутри страны и внешнеполитических — за ее пределами.
Все эти «закидоны» Хрущева понимали трезвомыслящие люди, но молчали, почти что генетически привыкшие к покорности и послушанию своим царям и вождям. Пассивное принятие существующих порядков, господствующих мнений, отсутствие собственных позиций, беспринципное соглашательство были характерной чертой чиновничества разных рангов. Конформизм экстраполировался и на народные массы, вырабатывая своеобразную ментальность послушания и веры в праведность и правильность шагов власти.
И все же некоторые военные деятели видели в экспериментах бездумного сокращения боевой техники и вооружений, а также личного состава — особенно молодых офицеров, очередную глупость Хрущева, все делающего, чтобы только было в пику нетленно лежавшему в Мавзолее Сталину.
Кроме того, многие считали, что таким образом он еще и пытается залатать бреши в госбюджете, возникшие в ходе непродуманных его личных решений, затем перетекших в законодательное русло. Отечественной экономике был нанесен колоссальный ущерб. Но за глупости с царей и вождей в России никогда народ не спрашивал — они для него были непогрешимыми и недоставаемы. Власть жила сама по себе, а ее подданные тоже жили сами по себе — выживали кто как мог.
Точную характеристику «первому перестройщику и погромщику» Советского Союза дал Дмитрий Федорович Устинов, длительное время проработавший с ним еще в сталинском партийно-государственном аппарате. Незадолго до своей смерти на одном из заседаний Политбюро, когда речь зашла о роли Хрущева в «развитии СССР», министр обороны СССР, маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов заметил:
«Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также в отношении Сталина».
Автору этих строк довелось в начале чекистской службы работать во Львове под руководством легендарной личности — генерал-майора Николая Кирилловича Мозгова, начальника Особого отдела КГБ СССР по Прикарпатскому военному округу. Ходил слух, что его, моряка из Балтийского флота (БФ), в сухопутчики загнало высокое, в том числе и партийное, руководство. В военной контрразведке БФ он прослужил более двадцати лет. Принимал активное участие в сложных оперативных операциях по разоблачению немецкой агентуры на Ханко, в Риге, Вильнюсе, Таллине и Ленинграде. В бытность Н.К. Мозгова начальником военной контрразведки БФ произошел один инцидент.
Так, по указке Кремля министр обороны СССР Р.Я. Малиновский вместе главкомом ВМФ С.Г. Горшковым спустили команду руководству БФ вырезать большую часть, в том числе и новых самолетов морской авиации, субмарин и надводных кораблей.
Многие морские офицеры возмущались вандализмом властей и писали рапорта на увольнение по принуждению сверху, уходя на «пенсию без пенсии», — не хватало выслуги. Проанализировав обстановку, Мозгов доложил своему непосредственному начальству, что при таком решении вопроса будет нанесен серьезный ущерб боеготовности этого водного форпоста, стоящего на западных рубежах страны.
Когда его столичный начальник отмахнулся, он решил действовать через голову — подготовил справку на председателя КГБ А.Н. Шелепина. Мозгов не убоялся ни непосредственного начальника с Лубянки, ни руководителей Министерства обороны СССР, ни самого Хрущева.
Его пригласил на высокое заседание член Политбюро ЦК КПСС, практически в то время второе лицо в государстве — Ф.Р. Козлов. Там «особист» прямо сказал в глаза начальству, к каким негативным последствиям могли привести затеянные «оргмероприятия». Несмотря на оскорбительные выпады в его адрес со стороны Малиновского и Горшкова, чекиста поддержали Козлов, Шелепин и другие члены партийного ареопага. Он добился отмены приказов из Москвы.
А потом, а потом… генерала «казнили», таская по перифериям. Его долго не замечали, а если правильнее, не хотели замечать сильного и умного, смелого и честного те, кто шел на руководящие посты не из профессионалов снизу, а прыгал с партийно-политических трамплинов Старой площади на должностные пьедесталы Лубянки. И все же он никогда не бросал дрожжей в помойку прошлой вакханалии. А еще он умел в службе требовать, но не унижать, а тем более не применять казни на эшафотах служебных гильотин.