Роковая женщина
Шрифт:
Время от времени она удивлялась, какова ее роль, с его точки зрения, и что бы сказали его родственники, если бы знали. Она никогда не считала себя деловой женщиной, однако удивилась, насколько это оказалось интересно. Вопросы, которые решал Артур Баннермэн, были не для рядового бизнесмена, хотя бы и очень богатого. Он, например, был, безусловно, единственным человеком в Америке, который платил налоги добровольно, пусть и не правительству — его взносы на благотворительность были так велики, что превышали налоговое обязательство, но он решил отдавать добавочные 10 процентов в год, словно
Поток меморандумов из семейного офиса, однако, заходил далеко за границы финансовых вопросов. Пригласит ли ААБ (как он всегда обозначал себя на письме) на обед советского министра финансов, учитывая эффект, который это может произвести на различные группы по борьбе за права человека и еврейские организации, а также помня, что это может оскорбить китайцев, которые и так близки к тому, чтобы запретить Фонду Баннермэна вновь открыть Американо-Китайский институт в Пекине? Сделает ли ААБ крупные инвестиции в предприятия, принадлежащие черным американцам? Какова точка зрения ААБ на то, что телевизионная станция, большая часть акций которой принадлежит семье Баннермэнов, демонстрирует порнографические фильмы? («Думаю, мы все за это, черт побери, разве нет?» — сказал он, расхохотавшись, однако несколько недель спустя она заметила, что он, не афишируя, продал акции).
Без труда, ибо обладала ясным умом, она начала понимать курьезные правила, которыми управлялся Трест. Здесь не должно было быть ни приобретения крупных компаний (Баннермэны никогда не должны быть заподозрены в том, что они стараются доминировать в бизнесе), ни инвестиций с высокой степенью риска (важнее, чтоб состояние оставалось неизменным, чем достигало высоких темпов роста), никакой огласки (имя Баннермэнов должно появляться в прессе, только когда они отдают деньги, но не когда их делают), и, конечно, никаких связей с людьми, чья репутация была в чем-то сомнительна (комментарии излишни).
Иногда она думала, что если бы связь между ними была основана только на сексуальной страсти, она бы быстро закончилась. Не то чтобы они не занимались сексом, и не то чтоб это не имело значения, как для нее, так и гораздо больше для Артура, но между ними было нечто гораздо большее. Она не испытывала к нему сильной сексуальной страсти и втайне стыдилась этого, но, выходит, как рад был бы указать Саймон, сексуальная страсть была не самым необходимым в ее жизни. Еще ребенком она видела, куда это может завести, и так и не смогла изжить последствий. Все, что ей было нужно — это место в чьей-то жизни, безопасное место, и если это включало постель, прекрасно, она могла даже наслаждаться этим, но это не было так необходимо, как доверие, привязанность, дружба и чувство сопричастности.
Невероятно, но все это она нашла в Артуре Баннермэне, хотя весь мир, если бы их связь обнаружилась, возможно, никогда бы не понял этого. Она догадывалась, что в ней бы увидели просто любовницу богача на сорок лет ее старше, и сделали бы естественный вывод, что между ними не было ничего, кроме секса, причем, в самой меркантильной его форме, хотя в действительности они больше всего походили на пожилую супружескую чету. Или же на отца и дочь — но она немедленно отгоняла эту мысль, когда та приходила ей на ум.
Постепенно она даже несколько нормализовала его жизнь. Они ходили гулять, разглядывали витрины, иногда даже останавливались что-то купить как обычные люди. Порой ей даже удавалось вывести его в кино. Она занялась его питанием,
Проблему будущего она решила просто, перестав думать о нем.
Однажды вечером, в марте, она пришла на квартиру. Как всегда он уже ждал ее — чувство пунктуальности было развито у него так остро, что он всегда приходил первым.
Он стоял у камина без пиджака, что позволял себе редко — даже, когда они проводили вечер вдвоем, на нем был костюм и галстук, и она с тревогой подумала, уж не случилось ли чего плохого. Его лицо слегка покраснело, словно он занимался физическим трудом, но на это, подумала она, было не похоже.
Она подошла и ласково поцеловала его. Одной из лучших его черт было то, что он никогда не воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся — каждый раз он смотрел на нее так, словно видел впервые.
— Чем ты занят? — спросила она.
Он виновато улыбнулся.
— Я хотел тебе кое-что показать. Сам сто лет его не видел. Пришлось забрать из кладовой и притащить сюда.
Она оглядела гостиную, но ей показалось, что ничего не изменилось — конечно, ничего такого, что потребовало бы от Артура двигать тяжести. Она чувствовала его возбуждение, и в то же время испытывала некую неловкость, как бывало с ней прежде, увы, слишком часто.
Ей хотелось бы попросить его не переутомляться, или сказать, что ее беспокоит цвет его лица, узнать, когда он последний раз показывался врачу и что сказал врач, или заметить, что здоровому человеку шестидесяти четырех лет не стоит краснеть и тяжело дышать только из-за того, что он сам двигал картину или скульптуру, но она знала, что Артур воспринимает подобные разговоры как посягательство на его личное достоинство, и в определенном смысле был прав.
— За следующей дверью, — сказал он. — Идем. — Взяв ее за руку, он проводил ее в кабинет, одну из тех бессмысленных комнат, оформленных дизайнером как будто бы исключительно ради того, чтобы глава предприятия, сидя за письменным столом, мог подписывать официальные документы, ибо, казалось, ни для каких иных целей она не подходила. Мебель казалась слишком большой, слишком дорогой и слишком неудобной, чтобы ей можно было нормально пользоваться. Посреди комнаты находился какой-то крупный предмет, покрытый пыльным чехлом, но для произведения искусства он показался Алексе не подходящей формы. Хотя, подумала Алекса, с Артуром никогда ни в чем нельзя быть уверенной — его страсть к модернизму была полна энтузиазма и не подлежала критике, поэтому чем более гротескным был объект, тем сильнее привлекал он его интерес.
Он рывком стащил чехол, представив ее взору макет странного, приземистого здания без окон. Оно было определенно «модернистским», но не в привычном стиле гладкой стеклянной коробки. В некотором смысле оно напоминало, скорее, египетский храм или вавилонский зиккурат [28] с террасами, висячими садами, резными каменными стелами и диковинными балконами. Она ни в коей мере не претендовала на знание архитектуры, но ей не потребовалось много времени понять, что будь оно когда-либо построено, это было бы одно из самых замечательных в своей противоречивости зданий в мире.
28
Ступенчатая пирамида.