Роковая женщина
Шрифт:
— Это не ваше дело, — отрезал Стерн.
— Верно. Но я — разумный человек. Говоря прямо и без предубеждения, независимо от позиции, которая будет занята в будущем, семья тоже готова вести себя разумно. Судебный процесс как ведение военных действий — последний и самый дорогостоящий способ разрешать споры. Полюбовное соглашение всегда лучше, чем передача дела в руки судьи и присяжных, особенно когда затронуты семейные интересы. Я могу убедить их быть щедрыми, при определенных условиях. Очень щедрыми.
— Какие же это условия, мистер де Витт? —
— Так называемое новое завещание, конечно, должно быть снято с повестки… для начала.
Стерн снова бросил на нее предупреждающий взгляд.
— Не думаю, что моей клиентке следует это комментировать.
Де Витт громко откашлялся.
— Да, конечно, — сказал он. — Для этого существуем мы, юристы. Чтобы обсуждать различные щекотливые вопросы.
Алекса с трудом сдерживала нетерпение — и ярость. Ее раздражало, что ее называют то «молодой леди», то «моей клиенткой». Она не видела ясно своего будущего — возможно, ей придется завоевывать его шаг за шагом, но она не собиралась сдаваться без борьбы.
— Я здесь не для того, чтобы торговаться, мистер де Витт, — твердо сказала она, — я хочу встретиться с родными Артура. Поговорить с ними. Не через адвокатов. Лицом к лицу. Рассказать им, что было у Артура на уме.
Де Витт был ошеломлен.
— Это вне обсуждения.
Вынести этого она уже не могла. Встала, собрала свои вещи и повернулась к де Витту:
— Тогда нам больше не о чем говорить. В таком случае я обращаюсь к прессе.
К ее удивлению, это сработало. Кадык де Витта задергался. Она явно попала в точку. Семья Баннермэнов смертельно боялась огласки. Следует запомнить это на будущее. Она не могла не заметить, что и сам де Витт страшно испугался. Кого? Роберта? Старой миссис Баннермэн? Почему?
Глаза де Витта забегали.
— Вы ведь не сделаете того, правда? — голос его звучал подуприглушенно. — Шумиха в прессе? Что бы сказал Артур?
— Понятия не имею. Если они не проявят благоразумия, я собираюсь поведать свою историю миру — все, что мне известно.
Ей было нелегко повышать голос, особенно на человека, годящегося ей в отцы. Однако земля не разверзлась, дабы поглотить ее, на де Витта же ее вспышка произвела впечатление.
— Я подумаю, — неохотно сказал он. — Большего я обещать не мшу. Это зависит не от меня.
— Я не собираюсь ждать долго, мистер де Витт. Мысль о пресс-конференции нравится мне не больше, чем вам, и я не хочу доводить дело до суда — если вы меня не принудите. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять обращаться с собой как с продажной девкой.
— Двадцать четыре часа, де Витт, — бросил Стерн. — После того я собираю документы, чтобы представить полную и всестороннюю финансовую информацию для моей клиентки. И созываю пресс-конференцию, чтобы сообщить о ее замужестве с Баннермэном.
Де Витт встал.
— Я сказал, что подумаю!
Стоя, отметила
— Благодарю, что зашли побеседовать, молодая леди.
Она посмотрела прямо ему в глаза — или настолько прямо, насколько могла, учитывая его преимущество в росте.
— Я устала от обращения «молодая леди», мистер де Витт. Предпочитаю, чтоб отныне меня называли «миссис Баннермэн», если вы не возражаете.
Он вспыхнул — от смущения или от ярости, трудно было определить.
Алекса услышала — или подумала, что услышала — знакомый звук. Она едва не обернулась в поисках Артура. Это был, несомненно, его смех — низкий, глубокий, отрывистый как отдаленный гром.
Решив, что ей померещилось, она вышла вместе со Стерном, оставив де Витта наедине с его проблемами, пока последнее слово было за ней.
— Тебе не следовало смеяться. Она, должно быть, догадалась, что ты здесь и подслушиваешь.
— Ну и что? Она бы все равно догадалась, по тому как ты все время озирался через плечо.
— Это полное неприличие. Хотел бы я никогда на это не соглашаться.
— Это война, Корди. На чьей ты стороне?
— Я не нуждаюсь, чтоб мне читали лекцию о моих обязанностях после сорока лет работы юристом.
— И долго бы ты продержался как юрист, не имея в клиентах семью Баннермэнов? Извини, что я оскорбил твою законопослушную чувствительность, но я должен был знать, чего она хочет.
— Ну вот, ты ее слышал. Что ты думаешь?
— Она держит тебя за глотку, старина.
— Чепуха. Я согласен, что она более агрессивна, чем я ожидал. Когда я впервые ее встретил, она производила впечатление довольно робкой девицы.
— Да? Она окрутила отца, заставила его изменить завещание и без приглашения явилась на его похороны. Мне это не представляется робостью, Корди. Она также достаточно хитра, чтобы нанять своим адвокатом этого сукиного сына Стерна.
— На меня не произвело впечатления то, как вел себя Стерн.
— Он позволил ей говорить. Думаю, с его стороны это был очень удачный ход. Не многие юристы для этого достаточно умны. Не стоит недооценивать его, Корди. Он чертовски крепко припер меня к стене по поводу финансового соглашения с Ванессой.
— Любой юрист мог бы «припереть тебя к стене», как ты выражаешься, Роберт, учитывая обстоятельства. Я бы позволил ей сделать свой ход, если хочешь услышать мой совет.
— Вот как? Почему?
— Давай считать, что она на это пойдет — а она, возможно, не пойдет. Но, предположим, пойдет. Она созовет пресс-конференцию, даст несколько интервью, создаст ненадолго шумиху — скандал не национального масштаба, конечно, но это, вероятно, в любом случае произойдет. Дело в том, что чем больше она расскажет газетчикам, тем больше мы будем знать, и тем сильнее мы будем выглядеть в суде.