Роковое наследство
Шрифт:
Глава восьмая
Дьюит дернул за колокольчик у двери в гостиницу, и на пороге появилась Лайна. Она очень приветливо поздоровалась, но приятные сюрпризы на этом не кончились. Лайна приготовила ему лучшую комнату с эркером, очень уютную. Стены в ней были обклеены новыми обоями, потолок заново побелен, а пол хотя и не покрашен, но чисто выскоблен и покрыт ковром. В камине пылал огонь, постель застелена чистым бельем, а стол накрыт к ужину.
Лайна нагрела даже ванную комнату в конце коридора. Старомодная пожелтевшая ванна была отчищена до блеска, голубые нимфы на стенах, игравшие среди стилизованных водяных лилий, должны были радовать взор купающегося,
Дьюит взглянул на девушку, но не смог разгадать ее намерений. На Лайне было голубое облегающее бархатное платье без отделки, которое ей очень шло. Ее волосы отсвечивали зелотом, а лицо было совсем гладким, так как маленькие морщинки вокруг глаз и рта, заметные при дневном освещении, исчезли в полусвете настольной лампы. И Дьюит, бывший до того утомленным и расстроенным, сразу забыл, что собирался уединиться. Преобразившаяся Лайна отвлекла его от мрачных мыслей. Не дожидаясь приглашения, девушка села в большое кресло у камина и смотрела, как он, внезапно проголодавшись, с аппетитом поглощает яичницу.
— О'Брайен снова заходил, — задумчиво сказала она. — Он старался быть слишком уж приветливым, и это меня встревожило. Он что-то скрывает, но не подает виду.
— У меня другое предложение, Лайна. — Дьюит поднес ей стакан вина. — Давайте не касаться гибели Энн и всего того, что с этим связано. Поговорим о чем-нибудь другом. Расскажите немножко о себе.
— Она лежит в гробу там внизу, в баре. — Казалось, Лайна не слышала его слов. — Эти люди из похоронного бюро задвинули под стол, на котором стоит гроб, ящик со льдом. Ужв конец августа, но еще очень тепло… Почему, ну почему смерть так ужасна, Патрик? Я долго рассматривала лицо Энн, зажав нос надушенным платком. На свете нет ничего безобразнее смерти. — Она выпила вино и снова протянула стакан Дьюиту, чтобы он налил еще. — Сегодня весь день я думала о вас, — продолжала она. — Вы не слишком жизнерадостный человек, Патрик. Но это и неудивительно при вашей профессии. Только одного не пойму, почему вы занимаетесь расследованием таких дел, как, например, наше? Энн умерла, у нее все позади, и разве теперь важно, кто ее убил? Это же теперь не имеет никакого значения, разве вам так не кажется?
— Нет.
Но она снова не обратила внимания на его ответ и продолжала:
— Все в жизни не имеет значения…
— Ваши слова, Лайна, абсолютная чушь. Да вы и сами это понимаете.
— Нет, не чушь, — настаивала она. Держа стакан с красным вином против огня, она любовалась игрой красок. — Знаете, о чем я часто думаю по вечерам перед сном? Я думаю, как чудесно было бы, если бы кто-нибудь сумел погасить мою жизнь во время сна, чтобы я никогда уже не пробудилась в этом гнусном Килдаре.
— Лучше бы вы чем-нибудь занялись, стали бы работать или учиться, тогда вы ложились бы спать с разумными мыслями. — Дьюит отхлебнул немного компота, он был уже сыт. — Разве Килдар виноват в том, что вы сами не знаете, куда приложить свои силы?
Лайна поставила стакан на стол и встала с кресла. Ноздри ее раздувались.
— Уж очень вы самоуверенны, мистер из Дублина!
— Напротив. — Тайная усмешка пряталась в глазах Дьюита. Усмешка не была ни радостной, ни добродушной, но и не злой. — Совсем напротив, — повторил он. — Вот если бы я себе вообразил, что вы затопили камин, прибрали комнату, чтобы без всякой задней мысли сделать мне приятное, тогда бы вы были правы. И если бы мистер из Дублина позволил себе подумать, что вы нарядились, чтобы ему понравиться, — он и вправду был бы самодовольным дурнем. Но, к сожалению, я не такой. Я слишком хорошо понимаю, что вы хотите быть красивой не для меня, рассчитываете на то, что я — и тут вы глубоко ошибаетесь — возьму вас в Дублин и вы таким образом спасетесь от этой рутины, в которой обречены жить.
— Ну а если вы правильно угадали, то что? Что бы вы мне посоветовали?
Дьюит пожал плечами.
— Когда вы получите свою долю наследства, то выходите замуж, рожайте детей, не смотритесь так часто в зеркало, заведите себе садик, выращивайте розы и огурцы. Если же вы и после этого будете ночью лежать без сна, то скажите сами себе сто раз: я счастлива и готова на коленях возблагодарить Господа.
— Счастье в шалаше, не так ли? — Лайна прикусила губу.
— Оно зависит лишь от вас.
— Вы просто стараетесь вывести меня из себя, потому что надеетесь таким образом что-то у меня выпытать, — сказала она странным приглушенным голосом. — Да, Патрик, вы умны, вы очень умны. Но послушайте, что я вам скажу. Пусть у вас достаточно денег, пусть вы неустанно кочуете из одной страны в другую, пусть у вас сколько угодно женщин, пусть вы можете купить себе любые книги, романтику лунных ночей и прекрасную музыку, но все это совсем не поможет. В принципе вы так же страдаете от одиночества, как и я. И только поэтому вы стали адвокатом для бедняков, только поэтому охотитесь за преступниками, как за дикими зверями. Право, справедливость? Точно так же, как и я, вы ищете способ убить время, чем бы ни заниматься. Эту тоску можно прогнать любовью или тем, что принято здесь называть любовью. Можно разогнать тоску, охотясь за убийцей, а можно — может быть, это самое надежное — придумать и осуществить убийство. Вот вы хотите поймать убийцу Энн. Рассказать, как она умерла?
— Очень вас прошу. Налить вина?
— Давайте сядем у камина. Я буду у ваших ног, как юная леди Макбет, которая хочет сделать своему супругу маленькое признание в первую брачную ночь. — Она взяла подушку из черного бархата с вышитым на ней шелком букетом желтых роз и села на нее. Молча посмотрев в огонь, она начала: — Вы, конечно, знаете, что Энн была тяжело больна. Вероятно, это последствия аборта. Несколько месяцев назад Финн бросил ее, и она хотела покончить с собой. Написала записку, открыла газ и… испугалась. Силы воли не хватило. А записку я спрятала у себя. Это подлинная записка, только написана давно.
— А зачем вам было убивать Энн? — спросил Дьюит.
— Может, из-за Финна, а может, и из-за денег. Ее доля наследства достанется мне и Гилен пополам, по три тысячи фунтов каждой. Я уже давно так одичала от одиночества, что способна на самый нелепый поступок без всякого повода. Не верите? — Она рассмеялась. — Вам нужны еще доказательства моей вины? Пожалуйста. Когда я решила, что убью Энн, то стала думать, на кого бы свалить это преступление. И банка с горчицей, на которой отпечатки пальцев Эрриса, и морской узел — все это не случайно. Эррис сам научил меня вязать его. Кстати, он уже снова здесь. О'Брайен разыскал его в пивнушке.
Дьюит согласно кивнул и заговорил:
— Прежде чем позвонить в колокольчик у двери, я обошел весь дом и проверил ставни. Вы заперли их не только изнутри, как обычно, но и снаружи. А в кухне вы даже закрепили оконный засов новым винтом. Почему? Только из страха. Вы боитесь, что убийца Энн придет и за вами. И сейчас вы сели к моим ногам не просто, чтобы приятно поболтать, а потому, что вам жутко в комнате одной. Признайтесь, Лайна, кого вы боитесь? Кто забрал у вас записку Энн?
— Не знаю, она все время лежала у меня в ящике письменного стола и однажды пропала.