Роковой мужчина
Шрифт:
– Я не могу представить, ради чего еще надо лезть в такие неприятности.
– Да, ты права.
– Хорошо, – сказала она, – надеюсь, это сработает.
– Конечно.
Но действительно ли это была любовь? Можно ли полюбить того, с кем ни разу даже не разговаривал? То, что я чувствовала, было, вероятно, близко к страсти фэна к кинозвезде.
Мои первоначальные расчеты оказалась немного нарушенными. После прерывистого сна, измученная кошмарами, в которых Мэсон трахал Барбару, а я наблюдала за ними в зеркало, я, наконец, забылась в глубокой дремоте. Когда я проснулась, было одиннадцать утра. Я пошла
– Я не должна его покидать. Не должна!
Я утешила Аннабель, помогла ей одеться, и отправилась проверить ключ Мэсона. Тот висел на доске. Они куда-то вышли. Черт. Но их взятый напрокат автомобиль стоит на стоянке позади отеля. Значит, они отправились погулять. Я вернулась в свою комнату, приняла ванну, надела черное платье и надушилась «Присутствием». Ко времени ленча я была готова. Пока я дрожала от нервного возбуждения, Аннабель снова расслабилась, приняв дозу наркотика.
Мэсон и Барбара вернулись в отель в полвторого. Они где-то закусывали или пили. Со своего наблюдательного пункта через улицу я видела по выражению лица Барбары, что она готова лечь в постель. Судя по лицу Мэсона, он был не готов. На улице снова стояла душная жара. Я поражалась, как кто-то может не только жить в этом климате, но еще и заниматься любовью.
Примерно в полтретьего мы с Аннабель оказались в коридоре. Отель был тих и пустынен. Мимо прогромыхал поезд – длинный-длинный товарный состав на Санта-Фе. Я заставила Аннабель лечь на ковер. Она сделала точно так, как я указала. Я попробовала потащить ее. Это оказалось труднее, чем я думала. Нужно постараться. Я молила Бога, чтобы из комнаты вышел Мэсон, а не Барбара. У меня заболели руки. Затем мы стали отдыхать.
Я рискнула, подошла к их двери и прислушалась. Но услышала только звук работающего телевизора. Тогда я вернулась к Аннабель и указала на грязный ковер. Она снова легла. Мы обе ждали. Аннабель зевнула. Все происходящее казалось полным безумием.
Я все рассчитала таким образом, что когда Мэсон выйдет из номера, он увидит нас в старом зеркале. Когда выйдет… А положим, он не выйдет? Ожидание может длиться бесконечно. Если он выйдет гораздо позже, нас увидит кто-нибудь еще – горничная или другой постоялец. Мое разыгравшееся воображение представило, как из ниоткуда появляется полицейский – без всякой причины, только чтобы сломать наш план.
Но затем это произошло. Казалось, прошла неделя, прежде чем дверь открылась и появился Мэсон. Я только слышала его, поскольку стояла к нему спиной, но я чувствовала его присутствие. Я шепнула Аннабель: «Давай». И начался наш странный, запланированный ритуал.
Я медленно, без рывков, тащила Аннабель за руки по полу, покрытому грубым ковром. Это было очень тяжело. Я могла себе вообразить, как Мэсон следит за нами в зеркале. Я думала – подойдет ли он к нам спросить, не может ли чем помочь – позвать доктора или что-нибудь подобное. Я надеялась, что со стороны это выглядит так, как будто я избавляюсь от убитого тела. Он никогда не забудет это зрелище.
Затем наступил самый важный момент. Я бросила взгляд в зеркало. Мэсон стоял у двери. Призрак за засиженными мухами экраном на поверхности стекла. Я не успела разглядеть его лицо. Снова опустив глаза, я продолжала изо всех сил тащить Аннабель.
Потом я услышала, что дверь закрылась, и поняла, что Мэсон вернулся в номер. Досчитав до пяти, я выпрямилась. Осторожно оглянулась. Коридор был пуст. Все кончилось.
– Готово, – прошептала я Аннабель. Аннабель не ответила. Она неподвижно лежала у моих ног с закрытыми глазами.
– Аннабель! – я почувствовала приступ паники и наклонилась. Неужели эта постановка внезапно стала реальностью? Неужели она мертва – и я убила ее? Аннабель дышала, но была без сознания. Я попыталась поднять ее, но не смогла. Это было ужасно. Женский голос с сильным акцентом спросил: «Могу ли я чем-нибудь помочь? Что случилось?» В нескольких футах от меня стояла пожилая мексиканка-горничная.
– Моя подруга упала в обморок, – объяснила я. Горничная, кажется, не поняла. – В обморок, – повторила я. – Не беспокойтесь, она будет в порядке, когда окажется в своем номере.
Аннабель пошевелилась и открыла глаза. Ее тошнило. Я подняла ее на ноги. Горничная смотрела на нас без всякого подозрения, как будто такое случается каждый день. Собравшись с последними силами, я помогла Аннабель, которая не вымолвила ни слова, спуститься по лестнице в ее номер. Там я оглянулась. Горничная исчезла.
Я положила Аннабель на кровать. Испуг по-прежнему не проходил. Целых пять минут я не думала о Мэсоне. Черт! Записка!!
Оставив Аннабель, я бросилась в свой номер, взяла конверт и поспешила вниз, к столику портье. Там никого не было. Я положила конверт на столик и вышла на улицу.
Я не очень представляла, что делать дальше. Пройдя по улице, я зашла в кафе. Я сильно вспотела. Что творится с Аннабель? Надо вернуться и позаботиться о ней. Но я не могла допустить, чтобы Мэсон случайно увидел меня. Интересно, что произойдет с запиской? Я нашла местечко у окна в баре. Подавшись вперед и вытянув шею, я могла видеть вход в отель. Я хотела пива. Но было воскресенье, а по воскресеньям в Нью-Мексико действует сухой закон. Затем я увидела, как Мэсон выходит из отеля с письмом в руке. Он выглядел обеспокоенным. Несколько секунд он оглядывался по сторонам, прежде чем вернуться в отель. Что он думает об увиденной сцене? Расскажет ли Барбаре? Вряд ли. Вызовет полицию? Управляющего отеля? Нет, он убедит держать секрет при себе. Но он не забудет.
Я ждала в кафе, пила кофе, которого мне не хотелось. Я беспокоилась об Аннабель. Она сыграла свою роль чудесно, но ей плохо. Нужно скорее доставить ее в Лос-Анджелес.
Наконец Мэсон и Барбара вышли из отеля. Они направились в противоположную сторону и скрылись из виду. Мэсон один раз оглянулся.
Я покинула бар и поспешила в отель, в комнату Аннабель. Она спала на полу в ванной. Я разбудила ее. Она начала стонать.
– Я хочу ребенка. Я хочу малыша. Я хочу стать ребенком. Я хочу стать малышом.
Я пыталась успокоить ее. Она бредила. В моем уме промелькнула мысль., что, может быть, Аннабель беременна.
– Мы возвращаемся в Лос-Анджелес, – сказала я ей. – Давай одеваться.
– Мне нужно вымыться, – сказала она.
Она сняла с себя одежду, подошла ко мне голой, обняла и поцеловала в шею.
Что было делать? После того, как она помылась – а я в это время собрала вещи, – я нашла ее лежащей в постели мокрой. Она не вытерлась. Аннабель была тверда, как алмаз. Она не поедет назад. Я не смогла убедить или уговорить ее. Но мне-то нужно было вернуться в Лос-Анджелес. Следующий день, понедельник, был самым важным звеном моего плана. Я сделала то, ради чего приехала. Теперь надо уезжать, и неважно – с Аннабель или без нее.