Роковой подарок жениха
Шрифт:
– Дай денег, Игорь, от этого зависит моя судьба…
– Никак на твоем горизонте появился жених? – осенило его. – Приятно слышать. Рад за тебя!
– Дашь денег или нет?
– Все деньги в обороте, – терпеливо объяснил он. – Ни одного лишнего рубля изымать отчим не позволит. Ты же знаешь, бизнес ведет он.
– Но деньги-то твои! – не унималась Люси. – Нету рублей, дай «зелени»!
– Ты и без операций прекрасна, детка. Зачем тебе лишний раз ложиться под нож хирурга? Побереги здоровье.
Она помолчала, осмысливая услышанное.
– Это угроза?
– Помилуй, солнышко. Исключительно забота!
– Знаю я твою заботу…
Люси в сердцах бросила мобильник на диван. Он зазвонил – пора было смывать маску.
– Жадина, – выкрикнула она в потолок. –
Покончив с косметическими процедурами, Люси набрала номер нового знакомого. На визитке было написано: Брагинский Марк Александрович, брокер. Последнее слово привело ее в замешательство.
– Слушаю вас, – сразу отозвался он.
– Это я, Люси…
– Ах, Люси! Я мечтал о вашем звонке…
Глава 6
Суздаль, XVII век
Покровский женский монастырь
На исходе лета 1622 года старица Ольга совсем ослабела. Она с трудом поднималась с ложа, долго молилась у образов в углу кельи, потом садилась к окошку и глядела во двор монастыря. Мимо ходили сестры в черных покрывалах, чуть в отдалении белели березы. В листьях уже пробивалась желтизна. Волосы Ольги тоже рано побелели от пережитого. Чем ближе подкрадывалась к ней смерть, тем чаще она ощущала себя не стареющей инокиней, а пленительной и гордой принцессой, рожденной царствовать. Ее имя – Ксения Годунова…
Она все помнила до мелочей – и внезапную кончину любимого батюшки, и страшные дни смуты, и то, как на ее глазах удавили брата Федора и матушку… Ксению самозванец велел пощадить, «дабы ему лепоты ея насладитися еже и бысть»…
Вот он, диавол в царском обличье, беглый монах-расстрига Гришка Отрепьев, холоп из холопов, который при помощи польских сабель и колдовского ухищрения уселся на царский трон и стал править на Москве! Всех одурачил, опутал своими чарами – и польского короля, и русских бояр, и народ, и мать убиенного в Угличе царевича Дмитрия, коим назвался. «Неведомо каким вражьим наветом прельстил царицу и сказал ей воровство свое. И она ему дала крест злат с мощьми и камением драгим сына своего, благовернаго царевича».
Инокиня Марфа – бывшая царица Мария Нагая – прилюдно признала шельму своим родным сыном! «Новый царь» въехал в столицу верхом, в раззолоченной одежде. Самозванца сопровождали польские всадники, бояре и окольничие [9] . По обеим сторонам дороги толпились москвичи – приветственные крики заглушали перезвон колоколов.
Ксении казалось, она вот-вот проснется, и рассеется жуткий сон – исчезнет приземистый уродец, которого с хоругвями и святыми образами ожидали в Кремле архиереи… Но уродец беспрепятственно помолился в Кремлевских соборах, а после лил притворные слезы на гробу «отца своего» – Иоанна Грозного.
9
Окольничий – в Древней Руси один из высших придворных чинов.
Видать, Гришка заключил договор с нечистым, и тот посадил его на царство Московское. Не иначе, как в бесовском тумане присягали воеводы расстриге, сдавали ему города и крепости, а крестьяне и посадские люди встречали его хлебом-солью.
Ксению заперли в доме князя Рубец-Мосальского, приказали ждать, пока потребует ее к себе «государь»…
– Гляди, не вздумай перечить царю! – строго предупредил ее князь. – Он тебя помиловал, ты ему должна ноги целовать! А станешь противиться, он разгневается, еще убьет
С улицы доносились крики, шум, стук копыт и выстрелы. Пахло пылью и пороховой гарью. Пьяные шляхтичи бесчинствовали в столице, волокли к себе на потеху молодых женщин и девушек, грабили богатые дома. Панские гайдуки стреляли в воздух, громили лавки и винные погреба…
Ксения помнила, как обмерла, увидев Дмитрия вблизи. Низкого роста, неуклюжий, с непомерно широкими плечами и короткой «бычьей» шеей, он был безобразен. Одна рука длиннее другой, волосы рыжие, лицо противное, с большими бородавками на лбу и щеке. «Царь» поднял на Ксению бесцветные водянистые глаза, облизнулся…
Рубец-Мосальский, который привел ее в покои самозванца, поспешил удалиться.
– Иди сюда… – промолвил Дмитрий. – М-ммм! И правда, хороша! Не врали людишки…
Он был одет в желтую шелковую рубаху, подпоясанную по-московски, штаны и сапоги светлой кожи. Ксения боялась упасть, так онемели ноги.
Что было потом, лучше забыть навсегда…
Старица Ольга трижды перекрестилась и смиренно опустила очи. В монастырских стенах негоже предаваться греховным мыслям. Токмо не вырвать из памяти тех долгих дней и ночей, проведенных в объятиях палача всех ее родных, кособокого чудовища с железной хваткой и бесстыжей ухмылкой… Уж и терзал он ее, и мучил, приговаривая: «Сладка царская кровь… как мед! Сладки чистые уста… Не для меня ли сберегла свое девство, царевна?» И хохотал, запрокидывая голову, показывая неровные зубы. Ксения лежала на скомканных простынях ни жива ни мертва, содрогаясь от ужаса и отвращения. А он снова приникал к ее груди, не целовал – кусал, не ласкал – щипал, мял, заламывал руки, сдавливал шею, пока не захрипит, не застонет. Выдохшись, расплетал ей косы, приказывал стоять посреди опочивальни нагой, едва прикрытой волосами, а сам ходил кругом со свечой, щупал ее тело, причмокивал…
– Чего дрожишь? – спрашивал. – Думаешь, мало дед твой, Малюта Скуратов [10] , девок попортил, мало поизмывался над ими? А сколь кровушки дворянской пролил, не сосчитать! Он забавлялся, а тебе платить… Ты проклята! Все вы, Годуновы, прокляты! Зачем я тебя живой оставил, не догадываешься?
– Ты бес! – захлебывалась слезами Ксения. – Бес!
Дмитрий не отпирался, злорадно посмеивался.
10
Малюта Скуратов – прозвище Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, приближенного Ивана Грозного. Был главой опричного террора, участвовал во многих убийствах и казнях, отличался крайней жестокостью. Борис Годунов женился на его дочери.
– А ты, дьяволица, разжигаешь меня… Из-за твоей красоты я к невесте своей остыл, к ясновельможной панне Марине [11] .
Больно охоч до женского полу оказался самозванец: приводили к нему и молодых боярских жен, и дочерей, и даже монахинь… Натешившись с ними вдоволь, он неизменно возвращался к Борисовой дочери.
– Присушила ты меня, приворожила, – шептал. – Чертовка! Изголодался я по твоей белой коже, по твоим жарким губам…
11
Марина Мнишек – дочь польского магната, на которой Лжедмитрий обещал жениться и сделать русской царицей в обмен на военную и денежную помощь поляков.