Роковой роман
Шрифт:
– Спасибо.
Она кивнула, почувствовав себя неловко под жарким взглядом карих глаз. То ли сама что вообразила, то ли вина человека, который, наверно, нарушил ее личное пространство.
Час спустя Сэм сидела с Ником на диване, чтобы не мешать арлингтонским копам снимать отпечатки пальцев.
– По-твоему, как сюда вошли?
– Отчаянно стараясь держать какое-то подобие дистанции между ними, она заговорила резким профессиональным тоном, который обычно приберегала для допроса свидетелей.
–
– У кого-нибудь есть ключи?
– У Джона был запасной.
– Где он держал ключ?
– Не знаю. Дал ему на случай, если вдруг свой потеряю.
– Что наверняка никогда не случится.
– Пока не случилось.
– Ты не используешь сигнализацию?
– Сигнализация есть. Никогда ее не включал.
– Может, пора задуматься об этом?
– Правда? Спасибо за совет, сержант.
– И получил от Сэм предостерегающий взгляд.
– Прости, - извинился Ник, склонив голову и запустив в густую темную шевелюру пальцы. Сэм облизнула губы: вдруг захотелось проделать то же самое.
– Не хотел грубить тебе. Просто сама мысль, что кто-то проник в дом, рылся в моем барахле… Как-то мерзко.
– Есть идея, что искали?
Плечи его устало опустились.
– Никакой.
Сердце Сэм рвалось к нему. День у Ника был ужасный мучительный, и ей хотелось найти подходящий повод обнять его. Она постаралась смягчить тон.
– Может, кто-то пытался здесь найти то, чего не нашел у сенатора?
– Даже представить не могу, что. Никто из нас не берет ничего засекреченного из офиса домой. На это есть правила.
– К каким засекреченным делам он был причастен?
– В середине срока его определили в Комитет национальной безопасности при Сенате, но по большей части его работа была в сферах коммерции, финансов, детей, семьи и стариков. Ничего сверхсекретного.
Глядя в его усталое лицо с интересом, куда большим, чем просто профессиональным, Сэм ужасно хотелось обратиться к проблеме, мешающей им, – потерянных шести годах неоконченного романа и напряжении, которое пронзало ее всякий раз, когда она встречалась взглядом с этими карими глазами.
– Может, он был причастен к чему-то, чего ты не знал?
– Сильно сомневаюсь, - усмехнулся Ник.
– Однако возможно?
– Конечно, но это не в духе Джона. Он во всем полагался на нас.
– Ты раньше упоминал, что команда его очень поддерживала. Что, помимо обязанности будить его по утрам, ты имел в виду?
Ник долго молчал, потом взглянул на нее:
– Это ведь не будет афишироваться? Я не прочту об этом в завтрашних газетах?
– Думаю, мы пропустили
– Я серьезно, Сэм. Не хочу сказать или сделать что-то, что причинит больше горя его родителям, чем уже есть.
– Сейчас эти сведения только для меня, но не гарантирую, что так и останется. Если то, что ты скажешь, поможет расследованию, то, вероятно, всплывет на суде. Как бы мы ни хотели, жертвы убийства подвергаются серьезному испытанию наравне с их убийцами.
– Это несправедливо.
– Увы, так обстоят дела.
Ник сложил ладони домиком и оперся на них подбородком.
– Джон не хотел быть сенатором. Часто шутил, что он принц Гарри при Терри в роли принца Уильяма. Терри был наследником, которого воспитывали всю жизнь с мыслью, что он пойдет по стопам отца в политике. Терри всегда был на виду, а Джон вел относительно нормальную жизнь. По какой-то причине пресса испытывала необычный интерес к деятельности Терри. Его имя упоминалось на страницах политических и желтых изданий почти так же часто, как имя его отца, задолго до того, как сенатор объявил об отставке.
– Должно быть, сложно жить с таким вниманием к себе.
Ник засмеялся, согнав напряжение с лица:
– Терри это любил. Упивался. Самый желанный вашингтонский холостяк, и он пользовался всеми преимуществами, должен тебе сказать.
– С виду не очень умная политическая стратегия.
– О, так и есть. С сенатором, отцом, я имею в виду, у них были серьезные стычки по поводу образа жизни Терри. Я неоднократно сам тому был свидетелем. Но каким-то образом Терри О’Коннор умудрялся на шаг опережать сплетников – до тех пор, пока его не арестовали за вождение в пьяном виде за три недели до того, как он объявил о выдвижении своей кандидатуры на кресло отца. Как ни выкручивайся, из такого не выберешься.
– О. Я знаю эту историю. Сейчас только вспомнила.
– Грэхем был раздавлен. До этого дня я никогда не видел его таким опустошенным. Сын, с которым он связывал все свои надежды и мечты, так его подвел…
– Как воспринял Терри?
– Как побитый щенок, словно это была чья-то вина. Искал кучу оправданий. Джону было противно от всего этого. Однажды он заявил: «Почему бы Терри просто не поступить по-мужски и не признать свою ошибку?»
– Он сказал это Терри?
– Сомневаюсь. Они никогда не были близки. Терри нравилось внимание, а Джон делал все, чтобы остаться в тени.
– Пока Терри не заставил его выйти в свет прожекторов, - сказала Сэм, начиная лучше разбираться в семье О’Конноров.
– Да, «заставил» - то самое слово. Джон не хотел иметь ничего общего с Сенатом. Помню, как он ворчал, дескать, какая «удача», что ему исполнилось тридцать, ведь это минимальный возраст баллотироваться в Сенат. Раньше он возглавлял небольшую техническую фирму, делавшую микросхемы для оружейных систем министерства обороны. Они с партнером процветали.