Роковые письмена
Шрифт:
уже прятал сумку с деньгами подальше.
– Петька Щеглов.
– Назвался мальчонка и добавил, - Как в "Белой Гвардии"
– Ухты!
– Удивился Воропаев, - Так где же твои родители?
– Габэ повязало, за пропаганду религиозной розни.
Воропаев весело рассмеялся.
– Да, они у нас евреи, а мы русские!
– добавил Петька.
– Ну ты брат даешь, а какую такую пропаганду они вели?
– Какую, какую, - мальчик неуверенно приумолк, - Они масонскую ложу организовали, и всей ложей подали на выезд в Палестины, а их не выпустили. Тогда они приняли
– Откуда перейти?
– уточнил Воропаев.
– Из марксизма. А когда к обрезанию приступили, кто-то настучал и их там всех повязали. Кровищи было! Жуть.
– Да вы не слушайте его, - вступила сестра, -Он на свалке нашел пособие для высших учебных заведений по истории религии. И теперь от голода ее одну читает каждый вечер.
– Каждый вечер, - задумчиво повторил Воропаев, - А с утречка, следовательно, здесь, на платформе.
– Да, каждый божий день и так всю жизнь, - отчеканил мальчик.
– А вчера утром, гражданина в черных очках не видали?
– Был, пятьдесят тысяч сунул и слямзился, Кришнамурти.
– Почему Кришнамурти?
– еле сдерживался от радости Воропаев.
– Да перестань, Петька, голову морочить человеку, - Даша сделала строгое лицо.
– Красивый молодой человек в синем джинсовом костюме, высокий лоб, а шел, будто слепой.
– Вот именно, Кришнамурти, идет себе аки посуху, раскатал ауру по платформе, нас не замечает. Пришлось догонять. Ну я-то сразу смекнул, что мужик из себя Гуру корчит, да и сам будто не в постели проснулся, а только вот после реинкарнации, пророк новоявленный.
Мальчик смешно скопировал походку Нового Человека.
– И куда он так пошагал, - спросил Воропаев, радуясь таланту мальчика.
– Думаю, куда-нибудь в Шунью или дальше...
– Шунью?
– не сразу сообразил Воропаев.
– Шунья, это Великая Пустота, но я думаю, что этот будет рыть до самой Камакуры, где живет главный дзэн-буддист Судзуки.
– Но Судзуки умер в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году. поправил мальчика майор ФСБ.
Петя усмехнулся, будто не он, а Воропаев был маленьким мальчиком.
– Если бы он умер в 1961 году, то да, как не верти, а все один год получается, а вот Судзуки умрет в 9961 году, и будет это уже не Судзуки, а наш Кришнамурти.
– Ну хорошо, он что на автобусе в свою Шунью поехал?
– не отставал Воропаев.
– Да, на шестьсот шестьдесят шестом, и собака с ним - я видел. Он ее Умкой назвал и она согласилась.
– А узнать вы его смогли бы?
– Хм, - мальчик победно посмотрел на Воропаева и достал в четверо сложенный листок бумаги, - Вот, вчера нарисовал по памяти. Уступлю по арбатской цене - десять тыщь.
В этот момент запиликал телефон, и Воропаев, отойдя в сторонку, узнал от Зарукова о происшествии на Маросейке. Потом вернулся к детишкам, расплатился, посмотрел Дашин паспорт с подмосковной пропиской и еще раз спросил:
– Родители тоже в поход отправились?
– Да, пошли по тропам студенческой юности, но они завтра вернуться сказал Мальчишка и после паузы добавил:
– Кришнамурти
Воропаев пошел на автобусную остановку. Здесь у диспетчера он выяснил фамилию водителя и стал ждать автобус.
Лишь теперь развернул детский рисунок, на котором были нарисованы два черных круга на пустом белом фоне. Когда подошел автобус, он показал водителю Петькин портрет, и тот сразу вспомнил раннего пассажира с собакой. И даже припомнил, где он вышел - на станции метро "Водный Стадион". Воропаев вернулся на платформу. Нищенки не было.
Уже сидя в электричке, он вспомнил: в списке погибших значились супруги Щегловы.
12
В этот вечер Андрей не сразу узнал голос Учителя, да и потом на связи все было не как обычно, т.е. как ему показалось, но чего, конечно, не могло быть на самом деле, Учитель был взволнован. Тем не менее, в разговоре стали встречаться опечатки и даже несколько раз Учитель забывал ставить звездочки в конце своего куска диалога. Впечатление еще более усилилось, когда Андрей рассказал про Катерину и про странное падение лесов.
– Каким образом вы нашли друг друга в этом огромном мире?
– Удивился Учитель.
Андрею пришлось отчитываться в событиях прошлого дня до конца, а замечание про огромность мира положил на память рядышком с воропаевской малостью объема.
– Почему вчера не рассказал обо всем?
– Я не придал этому значения. Да и встретил я Катерину после нашей беседы.
– Конечно, конечно, - быстро согласился Учитель, - Ничто не имеет значения, но только когда станешь настоящим воином и научишься видеть всегда.
– Да, Учитель.
– покорно согласился Андрей.
– Кстати, этот Вениамин Семенович, что он сказал про очки?
– Он ничего не понял.
– Не уверен.
– сказал Учитель, - впрочем, теперь это уже действительно не имеет значения. Давай не будет тратить времени, и поговорим на свободную тему. Я чувствую тебя взволновали последние события и твое сознание загажено всякой шелухой. Давай очистимся, и для этого поговорим о пустоте. Как ты думаешь, можно ли не думать вообще?
– Некоторые умеют.
– Андрей вспомнил лицо Ленки Гавриной на лекции по линейной алгебре.
– Давай и мы попробуем, я не знаю, получится ли это с тобой. Ведь ты технарь, Умка.
Учитель всегда называл ласково Андрея, когда у него было хорошее настроение.
– В прошлые годы, - продолжал Учитель, - ты бы стал обычным энтеэровцем, работал бы в каком-нибудь НИИ или ящике, изобретал какой-нибудь узел в огромном непонятном для тебя механизме, ходил бы на собрания, тянул ручонки как все, а потом в курилке травил анекдоты про Леонида Ильича и смеялся в кулачок вместе со своими товарищами - такими, как и ты, винтиками научно-технического прогресса. Конечно бывали бы минуты общего взаимопонимания нелепости вашего существования, за гитарой, на кухоньке или на природе у костерка, после которых вы тискали бы ваших некрасивых женщин. Потом читали бы Стругацких, выискивали намеки в их трусливых книжонках и восхищались журналом "Химия и Жизнь".