Роковые письмена
Шрифт:
– "Вытекает" это тоже, что и "следует", абстрактно - в голове, пояснил Серега.
– А, понял!
– обрадовался Петька - Например, нам положили сжечь пять кубометров книг, а мы их не сожгли, это есть А, что из этого вытекает? Из этого вытекает Вэ: наедут солнцевские и надерут задницу, а, следовательно, завтра она у нас будет болеть. Это Сэ. Но могут и просто так надрать задницу, она тоже будет болеть, а хотя пять кубометров мы своих сожгли аккуратно. Правильно?
– Правильно, -
Раздался выстрел. Катерина слету попала в книгу и та, взмахнув бумажными крыльями, разлетелась по отдельным главам.
– Ну, блин, Катерина, прямо в яблочко!
– похвалил Воропаев.
– Нет, я не понимаю, - продолжал Петька, - Неужели так просто? Ведь это несправедливо, если Сэ без А?
– Математику не интересует, справедливо или нет, - растолковывал Серега, бросая очередную книгу.
Ему было неудобно со своей культей, но он теперь старался, чтобы книги летели на бреющем полете.
– Так это ж настоящая шунья. Петька понес кипу к костру и вдруг остановился.
– Как же мы тогда жили? Ведь мы все мерили по Эвклиду?
– Вот оно и скривилось, - прошамкала старуха, - подгребая к пламени остатки формальной логики.
– Тапереча будем сажать сады.
Я еще с весны в огороде булыжников набросала, ничего правда не взошло пока.
– Да чем же формальная логика помешала?
– удивился доктор, выходя из машины.
Он подошел к костру и протянул озябшие руки.
– Приказано все жечь, - отрезал Серега.
Петька посмотрел на Андрея и заметил:
– Ты чего, как Хлудов из Белой Гвардии стоишь?
– Мешки...
– не поворачиваясь сказал Андрей.
– Тьфу, - сплюнул доктор и поглядел на Ломоносова, - Что они медлят?
– Завтра, слышал, будут и здесь статую менять. Не успевают, знаешь сколько памятников по Москве, да и кузнец у нас один, Демидов - он подморгнул Катерине.
– Демидов еще весной как помер, - вставила старуха.
– Конечно, потому так медленно и идет, - пояснил Вениамин Семенович, и повернулся к Андрею,
– Мать-то где?
Андрей махнул рукой в сторону старухи с граблями.
– Да, влипли, господа.
– Изрек доктор и достал из-за пазухи пачку бумаги.
Прикрывая лицо свободной рукой, подложил под толстый в золотом переплете том, что бы не разлетелось.
– Ты чего там подбросил, - удивился Воропаев.
– Так, чепуха, - Доктор махнул рукой.
– Пьесы, что ли?
– догадался Вениамин Семенович.
Доктор не ответил, а повернулся к Сереге:
– Рука не беспокоит?
– Нормально, Михаил Антонович. Нечему беспокоить.
– Чего ж снег-то
– как-то в небо спросил Воропаев.
– Черно как-то.
– На черном фоне люди в белом приметнее, - пояснил Петька.
– И в кого ты, Петька, такой талантливый?
– удивился Воропаев.
Катерина опять наклонилась к Андрею и шепнула на ухо:
– Поедем погуляем в Нескучном Саду.
– У меня скоро связь.
– все так же, не оборачиваясь, отказывался Андрей.
– Успеем Андрюша, запрыгивай, - уже просила Катерина.
– Давай, давай, Андрей Алексеевич, чего стоять, в ногах правды нет.
– Поддержал Катерину Воропаев,
– Я здесь побуду, правда, у меня тоже скоро летучка.
Андрей, будто против воли, запрыгнул на лошадь и обхватил Катерину за талию. Они поскакали. На Воробьевском шоссе на встречу им попалась девчушка, одетая во взрослое пальто. Впереди себя она толкала инвалидную коляску.
– Даша пошла со стариком, - сказал в пустоту Андрей.
– Дарья Дмитриевна?
– спросила Катерина,
– Не помню, сестра Петькина.
– Тебе она нравится?
– Она такая маленькая и беззащитная...
– будто что-то припоминал Андрей.
Он с непривычки немного ерзал, и от этого казалось, что он тискает Катерину. Та не обижалась, а наоборот, несколько раз поворачивалась и призывно смотрела ему в глаза. Они проскакали мимо раскуроченного горниста у бывшего дворца пионеров. Горнист, лежа на спине, играл марш пролетающих туч.
– Ты живешь с мужчинами?
– спросил Андрей.
– Не знаю, я ничего не чувствую. Ведь они не видят какая я, и мне от этого становится все равно.
– Но есть же братва, они-то зрячие.
– Да, есть...
– нехотя подтвердила Катерина и зло пришпорила коня.
Они понеслись галопом вниз, и Андрей закрыл глаза. Он прижался к ее спине и услышал, как бьется сердце Катерины. Ему опять показалось, что это не Катерина, а его любимая женщина. Он стал громко орать стихи: мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна...
– он оглянулся вверх. Там было пусто, - мутно небо, ночь мутна...
– Скоро пойдет снег, и все станет на свои места!
– успокоила Катерина.
На площади Гагарина тоже горел костер. Выдвижной кран с иностранной надписью Bronto вытянул палеонтологическую шею к человеку, стоявшему на высокой титановой стелле. Отсюда он был больше похож на ныряльщика, чем на космонавта. Но все-таки, когда крановщик в черных очках подцепил неказистого человека, и тот закувыркался, будто в невесомости, Андрею стало больно смотреть, он снова закрыл глаза и увидел гагаринскую улыбку.