Роксана. Девочка у моря
Шрифт:
Дурацкое утверждение: «Хорошо там, где нас нет». Хорошо там, где мы есть! Главное, уметь увидеть это «хорошо», понять и принять, а не тратить жизнь на поиски лучшего.
Я полюбила нашу виллу у моря, но и дом деда пришёлся мне по сердцу.
Небольшой двухэтажный особняк с портиком над центральным входом, с широкими каменными ступенями, полукружьем спускающимися к подъездной дорожке. Комнаты просторные, светлые, обставленные простой, но очень удобной и надёжной мебелью. Дом был явным отражением хозяина. Без вычурности, без лишней позолоты, но такой славный, тёплый и понятный, что быстро стал родным, как и дед.
На первом
— Чего здесь нет, спрашиваешь? — задумался Николай Иванович. — Современных дамских романов. Попробовал как-то прочитать во Фракии один такой… Веришь, едва-едва гадкое послевкусие поэмой древнего грека отбил.
Вот и я не стала время на бульварное чтиво тратить. Нашла трактат об артефакторике и погрузилась в него с головой. Но теория это одно, а хотелось в лабораторию и воплотить пришедшие мне задумки в жизнь. Когда же, когда я смогу вернуться домой? К морю.
Война, увы, продолжалась. Шла она ни шатко ни валко. В газетах было помпезно описано грандиозное морское сражение, в котором не случилось победителя.
— Постояли супротив друг друга, парусами да вымпелами похвастались, ядрами популялись и разошлись, — ругался дед вечером у камина. — Пока флотом командует трус, мы войну не выиграем.
— А кто у нас в империи командует морским флотом? — спросила я, чтобы поддержать разговор.
— Кавалер твой. Или ты формы его не видела?
В военной форме я ничего не понимаю. А вот ведовство моё вопит о том, что Андрюше такие вялотекущие «похвастушки» выгодны. Пока империя в состоянии войны — я обязана сидеть в столице. Траур рано или поздно закончится, после чего начнётся плотная осада меня. Говорил уже царевич, что готов хоть сейчас подать прошение в Совет верховных ридов о том, чтобы разрешили нам венчаться, не дожидаясь моего шестнадцатилетия.
Афигеть! — ужаснулась я. Никогда не страдала излишним самомнением, но от такого вывода мне стало страшно. Хорошо, что нет кровопролитных сражений, но береговые поселения османы регулярно обстреливают. И вместо того, чтобы одним ударом выгнать агрессора из нашей части моря или договориться по-хорошему, но с тем же результатом, этот… адмирал тянет кота за хвост.
— Дед, он не трус. Он упёртый дурак. Мне кажется, это способ удержать нас в столице, — едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, выдавила я. А потом сложила руки в умоляющем жесте: — Скажи, что я ошиблась!
Николай Иванович глубоко задумался. Ушёл в кабинет, писал письма, отправлял их по адресам, получал ответы, читал, думал, опять писал, размышляя ходил из угла в угол. А утром надел парадный мундир и уехал во дворец, сказав мне перед отъездом:
— Это ужасно, Роксана, но, кажется, ты права.
— О чём он? — спросила Глафира, которая не знала о нашем разговоре.
— Ба, у нас в семье одна любимая тема — царевич Андрюша и его каприз, — успокаивающе чмокнула я бабушку в щёку.
— Какой каприз? — не поняла княгиня.
А я ей напела:
— «… не уходи, побудь со мной, ты мой каприз».
Увы, не смогу спеть бабушке горячо любимый мною «Вальс-бостон» целиком. Как объяснить ей, что такое диск пластинки и кто такой хриплый саксофон?
Глава 5
Вернулся дед из дворца таким, что
Бледные сухие губы, чёрные тени под глазами, сердечный ритм сбоит. Помогли шинель скинуть, усадили в кресло у камина. Глафира приказала домашние туфли принести и сама помогла переобуться.
Я же подтянула к креслу низенькую мягкую табуретку, на которую ноги кладут для пущего расслабления, присела на неё и просканировала как умела состояние графа.
Был бы магом, подумала, что опустошил себя, настолько слабы токи жизненные в теле были. По капельке, черпая энергию из пространства — моя личная деду не подходила, — стала напитывать обессиленное тело.
Бабушка подсуетилась, собственноручно приготовила горячее вино с пряностями и подала мужу.
Так в четыре руки через час привели графа в более-менее бодрое состояние и потребовали едва не хором:
— Рассказывай!
— Удивительно, но принял меня Государь без проволочек и милостиво, — отпивая вино маленькими глотками, начал дед. — Я-то на такое и не надеялся. Поехал на аудиенцию записаться и о встрече спросил на всякий случай. Младший секретарь попросил обождать и отвёл в зал, где уже сидели два генерала. Кофе мне принесли с твоим печеньем, Роксана. Тем, что ты специально для приёмов придумала.
Было такое дело. Как-то, наблюдая за тем, как Глафира ест печенье, подумала, что в салоне к чаю его не подашь. Очень хрупкое и крошится сильно. Откусит вот такая, как моя бабушка, дама, и всё декольте крошками засыплет. Стыдоба-позорище! И придумала, что должно быть печенье размером не больше бобового зерна. Положил в рот — и кусать не надо.
Побежала к Феденьке с идеей машины-дозатора, дабы выпечка вся была одной формы и веса. Слышу, воркует наш механикус в мастерской, значит работает. Я и ввалилась без стука. А они там с Каримой. «Ё-маё!» — пискнула я и выскочила на улицу. Через время и Феденька вышел:
— Вы, Роксана, хотели чего-то?
Отводя от смущения глаза, бесконечно хмыкая и заикаясь, словно это меня в пикантной ситуации застали, я объяснила мастеру суть моей просьбы.
— Противни по конвейеру движутся, а дозатор на месте стоит и тесто по капле выдает, говорите? Интересная идея… — почесав пальцем щёку, покрытую густой щетиной, пробормотал Фёдор Зиновьевич и направился было назад, да я его остановила.
— У Каримы два брата и отец. Узнают о ваших игрищах тайных, так смело можете профессию менять.
— Не понял? — нахмурился герой-любовник.
— В гарем ханский евнухом работать пойдёте, — милостиво объяснила я. — А я протекцию составлю.
— Так я это… жениться готов, — вновь почесал щёку Феденька.
— Вот и славно. Со свадьбой помогу, — пообещала я в спину новоявленному жениху.
Так у нас в цеху появилась ещё один механизм, а у Феденьки жена.
— Сижу, кофий свой попиваю, на вояк поглядываю, — тем временем продолжал свой рассказ граф. — И страсть мне узнать хочется, о чём генералы шепчутся. Благо с младых ногтей умею речь по губам разбирать. А совещались они о том, как бы поделикатнее Государю сказать, что не дело это — так долго терпеть ворогов у брегов наших. Что о нас державы еуропейские подумают? Решат, что ослабела империя, коли терпим османов у берегов своих. Поняв, что эти военные мне союзники, я успокоился. Думал же поначалу, что неправильное решение принял — указывать императору об ошибках воинских.