Роксана. Девочка у моря
Шрифт:
— Детка, что с тобой? — перепуганной птицей заметалась Глафира. — После перехода плохо? Может, воды или соль понюхать дать? Или ляжешь? Не молчи, детка, скажи что-нибудь!
Хорошее время для визита выбрало Императорское Высочество — холл дома завален сундуками, узлами, чемоданами, барышня бледная в полуобмороке, хозяйка дома в панике, а хозяин выслушивает доклад управляющего о том, что за день нарочные из дворца звонок оборвали.
— Позвольте узнать, что вас так задержало? — с порога начал качать права царевич.
Николай Иванович, распрямившись после поклона, величественно обвёл помещение рукой
— Княжна Роксана Петровна дурно себя чувствует. Насилу переход перенесла. Видите, даже поприветствовать вас не может.
И я, подтверждая слова деда, безвольно-тряпичной куклой повисла на плече Глафиры.
Кажется, Андрюша смутился своего напора. Кашлянул, хмыкнул, звякнул шпорами и, понизив голос, выдавил из себя:
— Роксана Петровна, выздоравливайте. Может, лейб-медикуса прислать? Семейного позвали? Ну хорошо. Сообщайте мне о состоянии здоровья, Николай Иванович. Поеду я. Вижу, что не ко времени визит мой.
Сказал и вышел.
А я облегчённо выдохнула:
— Спасибо, дед! Ба, я в постель. Болеть буду… дня три, наверное. Или неделю.
Отодвинулась от спасительного бабушкиного плеча и побрела в приготовленные для меня покои, мысленно ворча:
— Мало войны у берегов поместья, так ещё и царевич-тиран на мою несчастную голову.
Глава 4
Письмо от Прасковьи с соболезнованиями по поводу гибели бабы Дары пришло на третий день нашего пребывания в столице.
«Не вини себя, подруга, ты сделала всё правильно. Костя, следуя твоему руководству, артефакт закончил, установил у Источника, и сработала защита, как ты и обещала, да только беда пришла с другой стороны…»
Ужас войны не только в том, что государства, долгие годы мирно живущие по соседству, торгующие с друг с другом, обменивающиеся посольствами и договорами, в какой-то судьбоносный момент становятся врагами. Люди, входя в состояние войны, зачастую переходят не только границу, обозначенную на карте, но и внутреннюю морально-этическую границу тоже. Вчерашние мирные землепашцы вдруг становятся убийцами, грабителями, насильниками. «Война всё спишет», — уговаривают они сами себя в короткие минуты просветления, вспоминая содеянное.
Но куда страшнее, когда внутреннюю границу переходят люди внутри обороняющегося государства. Руководствуясь тем же оправдательным лозунгом, становятся предателями — и ладно бы по идейным соображениям или под пытками, нет — ради «тёплого места» или на всякий случай; отпускают тормоза стяжательства и начинают наживаться за счёт более пострадавших сограждан. Ох, да мало ли демонов в каждом из нас!
Война как лакмусовая бумажка проявляет человеческую суть каждого.
Вот и полуостров не избежал этого. «Война всё спишет!» — решил один, поделился планом с другим, а тот с третьим… Так и собралась банда, выбравшая своими жертвами жителей удалённых деревень. Прошлись по горам, но там люди никогда богато не жили. Что взять с крестьянина, обрабатывающего клочок земли и пасущего пять овец на склоне? Даже едой достаточно не запасёшься. Спустились на богатое побережье.
В этот день почти все мужчины Рыбачьего ушли работать на укрепление дальнего мола. Бандиты подошли с другой стороны. Они ввалились в трактир, потребовали еды и выпивки, а когда молоденькая подавальщица Олия принесла требуемое, ещё и развлечься захотели. Прямо в обеденном зале завалили девчонку на столе, но тут из кухни выскочила моя добрая Дара, вооружённая огромным кухонным ножом.
Мужикам показалось это забавным, и они, на время отпустив служанку, стали дразнить толстуху. Бабушка была магом, но её арсенал состоял сплошь из бытовых заклинаний. Их она и применила. Выбивала насильников как ковры, выжимала как тряпки, приподнимала и резко бросала об пол. Пока вырвавшаяся Олия добежала до людей, пока вернулась с ними в трактир, Дара удерживала бандитов. Вернее, то, что от них осталось.
Из последних жизненных сил, на последнем дыхании Дара обороняла границу своего дома, благополучие своих близких, своё понимание жизни.
«Она так истощила себя магически, что начала черпать силы из физического тела. Сердце не выдержало. Роксана, твоя бабушка Дара погибла как герой. Наверное, могла бы запереться в укреплённом подвале и отсидеться там, но поступила иначе.
На похороны пришло всё население посёлка. Костя сказал проникновенную речь, Олия обещала дочь назвать именем спасительницы… После погребения Натан ушёл из села, сказав, что возьмёт патент свободного рейнджера и будет истреблять мерзавцев, подобных тем, из-за которых погибла его жена. Он её очень любил».
— Ба, — я опустила письмо, прочитав его в третий раз, на колени. — Как лучше гардероб обновить? По магазинам проехаться или модистку вызвать?
Глафира смотрела на меня с недоумением. Кажется, она ждала от меня какой угодно реакции: истерики, слёз, молчаливого протеста, но не внезапного интереса к модным тряпкам.
— Мне необходим строгий траурный гардероб, — объяснила я ей.
Поплачу я о бабушке у себя в комнате, в одиночестве, а сейчас мне срочно нужно воспользоваться ситуацией. Трагическая гибель близкой родственницы — это стресс, горе, траур. Во время траура невместны увеселения, балы, свидания и прочие радости жизни. Должно быть, это цинично, но смерть Дары поможет мне избежать навязчивого внимания царевича Андрюши.
Глафира умная, мою задумку поняла сразу. Вздохнула, покачала головой и спросила:
— Не люб он тебе? — Я отрицательно покачала головой. — Тебе жить, тебе выбирать. Понимаю, что это не девичий каприз, а осознанное решение. Поэтому сегодня мы проедемся по магазинам и купим два платья. Одно домашнее, другое на выход — прогулки по парку допустимы. Ещё надо будет купить шляпку, перчатки, чулочки… А уже на завтра приглашу модистку и дозакажем недостающее.
В трауре мне скучно не было.
Дом Николая Ивановича располагался в тихом районе Москаграда на берегу реки. От модного, посаженного по шаблонам и выстриженного по формам франкского парка вокруг особняка хозяин категорически отказался.
— Моей русской душе куда милее лохматые кусты сирени, заросли малины и цветущие яблони вокруг беседки, где я с удовольствием могу выпить чаю, — объяснял он мне, сидя на лавочке в конце сада.
Какой же вид, радующий глаз, расстилался оттуда! С нашей стороны крутой берег, внизу речка, в которой отражается голубое небо с облаками, с берегами, заросшими густым ивняком, а там дальше, до самого горизонта, бескрайние поля с редкими куртинами берёзовых и липовых рощ.